Воин тумана (сборник)

Об этом упражнении мне рассказал Аахмес. Таким образом тренируют солдат в войсках Кемета. Одну палку привязывают к левому предплечью. Это «щит». Палка в правой руке — это «меч». Кончиком колоть запрещено — слишком опасно. Я сразился с каждым, начав с солдат Кемета. Они делали это раньше, и, по моему, лучше всего, чтобы трое из Парса увидели пять раз, как это делается, прежде чем пробовать самим. Аахмес хотел сражаться последним. Я поставил его последним среди солдат Кемета, но не самым последним, как хотел он.

У Мит-сер'у болит голова. Но она не придает этому значения и говорит, что у нее всегда по утрам болит голова. Я попросил Урея смешать для нее вино с водой, а Нехт-нефрет уговорила ее немного выпить. И еще я разрешил каждому солдату выпить по кружке после того, как они сражались.

Когда сражаешься с врагом, держащим настоящий щит, всегда стараешься заставить его этот щит поднять, так что он становится как слепой. В игре с палками это сделать намного труднее, и, может быть, это хорошо. Я не уверен.

Все люди из Кемета сражались хорошо, особенно когда увидели, что я не смягчаю удары. Уро сражался первым и почти победил меня. Я думал, что он умеет меньше, чем оказалось, и не хотел его обескураживать. Быть может, он тоже не хотел ставить меня в неприятное положение, и какое-то время мы просто играли. Потом он взялся за меня по-настоящему и чуть не победил. Тогда я ударил его в голову и бросил на палубу.

Мит-сер'у радостно зааплодировала.

Я не знаю, почему так сильно люблю ее, возможно из-за ее болезни. Она и Муслак рассказали мне о ней, а Урей подтвердил. Она принесла свиток. Я уже совершенно не помню дом Чартхи и его сад, о котором прочитал прежде, чем начать писать; но я спросил целителя и он говорит, что забывает голова. Голова — дом разума, а сердце — дом чувств, и оно бьется, когда мы движемся. Мое сердце никогда не забудет радости Мит-сер'у.

После чего я сражался со всеми, один за другим. Аахмес оказался лучшим, и даже единственным, кто сражался лучше Уро. Он выше меня — большое преимущество для этой игры. Наконец я поставил ему подножку, опрокинул на землю и сделал вид, что отрубаю ему голову.

Люди из Парса знают намного меньше. Они смотрели мне в лицо, не на палку, и палка наказала из за это. Мы еще пофехтуем как следует, когда их порезы подживут.

Целитель глядел на нас, как и капитан. Ни один из них не захотел поучаствовать. Когда мы закончили сражаться и смыли с себя пот, он отвел меня в сторону и спросил: — Есть ли на борту кто-нибудь, с кем бы ты побоялся сразиться этими палками?

Я сказал, что нет, потому что тот, кто боится, что его побьют во время занятий, никогда ничему не научится.

— А если бы мечи были настоящими?

Его вопрос заставил меня задуматься. Наконец я сказал. — Мой раб Урей.

Он улыбнулся. — Мало кто боится своих рабов.

— Возможно, — пожал плечами я. — Я хотел освободить его?

— Не знаю.

— Тогда сегодня я хочу сказать ему, что он свободен, — сказал я.

— В таком случае ты уже делал это, — сказал мне целитель. — Если ты так хочешь освободить его, значит ты уже предлагал ему свободу, раньше.

Я сказал, что спрошу его, и добавил, что сегодня узнал кое-что новое о себе самом.

— Но не потому, что я обучил тебя, — сказал он. — Тех, кто учит, ненавидят.

— Ты хочешь сказать, что мои солдаты будут ненавидеть меня после сегодняшнего урока?

— Нет, они и раньше ненавидели тебя, — сказал целитель.

Я не поверил, но промолчал.

— Я сам не учу никого, потому что знаю, что как только мои ученики станут сильнее, они убьют меня. Я советую тебе идти той же дорогой.

— Так что ты не учишь меня.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Мои люди последуют за мной в битве, — сказал я. — Увидишь.

— Конечно последуют. Они знают, что ты великолепный воин. Но там, где не будет опасности, опасность придет от них.

Я поблагодарил его за предостережение и сказал, что попрошу Урея напоминать мне об этом.

— А кто предостережет тебя от него?

Я немного подумал и сказал: — Ты, или Мит-сер'у.

Целитель захихикал, неприятно напомнив болтовню его обезьянки. — Потом ты скажешь, что мы должны предостерегать друг друга от самих себя.

— Я уверен, что, если это будет необходимо, ты так и сделаешь. — Я повернулся, чтобы идти.

Он остановил меня. — Все это не то, что я хотел тебе сказать. Красный хочет поговорить с тобой. Когда мы встретились, я пообещал тебе, что однажды приведу тебя в его храм. Ты, конечно, давно забыл наш разговор, но ты можешь прочитать о нем в свитке, который носишь с собой.

Я признался, что ничего не помню об этом, и спросил, кто такой Красный.

— У него много имен.

Обезьянка целителя с криком спрыгнула с шеи ему на плечо, но он не обратил внимание ни на нее, ни на шум.

— Ты и я можем называть его Сет. Я — один из его жрецов.

— Он бог?

Целитель кивнул. — Бог Пустыни и Темный Бог, бог ночи и бог бури, сын Небесного Свода. Сегодня ночью, когда все будут спать, приходи сюда, на нос, и жди его прихода. Если до восхода солнца он не появится, он вообще не появится.