Воин великой тьмы (Книга Арьяты и Трогвара)

– Повелительница, прикажи удавить эту гордячку! – Принцесса узнала голос Атора. Кутаясь в волчью шубу, он сидел на лошади рядом с Владычицей. – Прикажи, моя госпожа!

– Это ни к чему, – холодно усмехнулась та. – Взять ее!

Шестеро воинов в добротных кольчугах, выставив длинные копья, со всех сторон двинулись на принцессу.

Горькая смертная тоска, горькая настолько, что сама гибель казалась по сравнению с ней избавлением, заполнила сердце Арьяты. Ожидание конца стало нестерпимым; и принцесса, чтобы просто не быть зарезанной, как овца ножом мясника, сама прыгнула вперед, на острые, сверкающие под неярким зимним солнцем наконечники копий.

Клинок гномов успел срубить навершие одной из пик; второй выпад Арьяты пробил кольчугу на боку обезоруженного воина – столь велика была сила отчаяния, что рука шестнадцатилетней принцессы обрела мощь зрелого бойца.

Согнувшись, воин Владычицы со стоном опустился на колени; развернувшись быстро, точно дикая кошка, принцесса прыгнула вперед, надеясь дотянуться мечом до холеного лица Владычицы...

Атор соскользнул с седла, и один короткий взблеск его кривого симитара отбросил Арьяту обратно к возку.

– Не убивать! Взять только живой! – Крик Владычицы ударил, точно хлыст.

"Зачем я ей? Неужто... Камни Халлана? Которые нельзя снять с трупа?!"

Рука Арьяты вырвала из-за пазухи заветный мешочек. Считанные секунды оставались в ее распоряжении, и она потратила их на то, чтобы со всей отпущенной ей богами и отчаянием силой ударить голубоватым клинком гномов по заветной святыне Халлана.

Раздался хруст, Арьята рванула завязки, и на снег просыпалась разноцветная каменная крошка.

У Атора вырвалось глухое проклятье:

– Убить!!

– Нет!! Она все равно нужна мне живая! – выкрикнула Владычица, однако голос ее теперь отнюдь не был глумливым.

В Арьяту полетели брошенные тупым концом копья, от двух она уклонилась, но третье сбило ее с ног; на принцессу тотчас навалились, в один миг связав по рукам и ногам.

– Теперь отойдите! – приказала воинам Владычица.

– И я? – с глухим недовольством заметил Атор.

– Ты? Ну конечно же, нет, – с удивившей Арьяту поспешностью поправилась повелительница Халлана.

– Ты, негодная тварь, проведешь остаток своих дней в подземелье, – процедила сквозь зубы Владычица принцессе; ярость превратила прекрасное лицо в ужасную маску. – Если бы Камни остались целыми, я подарила бы тебе свободу... в определенных пределах, конечно же. А так – за свои деяния надо отвечать!

– Может, ее лучше все-таки убить? – мрачно бросил Атор. – Ты ведь помнишь пророчество насчет тех Камней, моя госпожа?

– Глупые суеверия, – отмахнулась Владычица. – Я ничего не боюсь... особенно когда ты рядом. Суй ее в мешок! Отвезешь в дворцовые подземелья. Тела убрать! Следов не оставляйте...

– Нас учить не нужно, – криво ухмыльнулся Атор, делая знак своим головорезам.

Через несколько дней за бывшей наследницей принцессой Халлана медленно затворилась железная дверь упрятанного глубоко под землю потайного каземата.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ВСТУПЛЕНИЕ

Над головой принцессы Арьяты нависал низкий каменный потолок. Крошечная камера – четыре шага длиной, три – шириной, убогий лежак из неошкуренного горбыля с торчащими сучками, в дальнем углу – дыра, откуда остро разило нечистотами, под самым потолком в противоположной от двери стене – крохотное зарешеченное оконце. Однако не следовало полагать, что через него можно было видеть – пусть даже через решетку – голубое небо или золотистое солнце, единственную отраду узника. Это оконце выходило всего лишь в другой тюремный коридор, только ярусом выше; и пробивавшийся через закопченное стекло свет был не более чем тусклым отблеском чадных факелов. Почти все время Арьята проводила в полумраке.

И все же она не сдавалась. Когда схлынуло отчаяние первых дней, она стиснула зубы и решила жить наперекор всему, жить, чтобы хотя бы этим досадить ненавистной захватчице.

Она не позволяла себе подолгу лежать. Четыре шага – это тоже расстояние. Она сотни и тысячи раз за день отмеряла эти четыре шага, пока не начинали гудеть от усталости ноги. Она упорно загружала работой каждую мышцу своего тела и увеличивала нагрузки, насколько позволяла скудная тюремная пища...

Она заставляла себя вспоминать все, что когда-либо прочла. Она сама придумывала пьесы и мысленно разыгрывала их; и каждый день она во всех подробностях вспоминала ненавистный облик Владычицы – чтобы еще больше подхлестнуть себя гневом. Она твердо верила, что выйдет отсюда...