Под крышей скрипнуло — и влажный утренний воздух будто бы осыпался на землю. Воин развернулся в выпаде и замер, тут же опустив руку. Несколько мгновений он серьёзно и нагло оглядывал Младу, её оружие, потом дёрнул белёсой бровью и отвернулся. Будто ничего интересного не увидел. Млада в изумлении качнула головой. Ни тебе расспросов, ни шуточек. И мало-мальского приветствия не удостоилась. Хотя она тоже хороша: так же молчала да рассматривала его, наверное, так же нахально. Даже успела приметить застарелые шрамы на правом боку воина и витую серебряную гривну на шее.
Казалось, знакомство тем и закончится — можно уходить. Однако мужчина заговорил, и в его низком, глубоком голосе неожиданно послышалась улыбка.
— Не знал, что по возвращении меня подстерегает здесь такая приятная неожиданность, — он прошёл к ограде ристалища, взял висящее на ней полотенце и снова повернулся к Младе. — Так вот она какая, нашумевшая вчера криг’хэррэ! Медведь, небось, до сих пор во сне вздрагивает и мамку зовёт. Бедолага.
Едва заметный акцент, как и необычная для здешних мест наружность, выдавали в воине чужеземца. И родича тем верегам, которых довелось видеть накануне. Уже смутно догадываясь, кто перед ней, Млада неспешно приблизилась.
— А я гляжу, все княжеские воеводы шутами подрабатывают в свободное от службы время, — ответила она, остановившись неподалёку.
Кажется, колкие слова вовсе его не задели. Воевода только громко хмыкнул и ещё раз сверкнул на Младу синими, как лазурит, глазами. И вдруг улыбнулся, будто сам себе, но холодно и жёстко.