— Господин поручик, да убьют же вас!
— Не думаю, Точило. Может быть, но не думаю. Да это к делу не относится. Где это я портсигар оставил?
Поручик Архангельский рылся во френче, в брюках.
— Очень хороший портсигар. И притом подарок. Это я, должно быть, в роте оставил.
— Не пушу, господин поручик, ей-богу, не пущу.
Точило сложил на груди непреклонные руки и каменной статуей стал у порога.
— Выпустите меня, пожалуйста. Очень хороший портсигар. Пустите меня, пожалуйста, Точило.
Точило неожиданно для самого себя отошел от двери.
Поручик Архангельский тихо шел по коридору — так бы всю жизнь пройти. И за каждым поворотом — такой же коридор, только Чище или грязнее Коридор казармы.
Издали все слышнее шум. И вот конец коридора — помещение первой роты. Может быть, смерть. Поручик Архангельский вошел, и шум оборвался на полузвуке, забился под нары, в углы — и стих.
— Братцы мои, я тут у вас, кажется, портсигар оставил. Не видели, братцы?
Двести глаз смотрели на офицера. Из чьего-то грязного кармана вылез портсигар. Чья-то рука молчаливо подала.
Поручик Архангельский взял портсигар, раскрыл, вынул папиросу, вложил портсигар в карман. Чиркнул зажигалку, закурил и, покуривая, прошел через помещение первой роты на улицу. И, пока ехал до вокзала, все курил одну и ту же давно потухшую папиросу. И в поезде не выпустил из крепко сцепленных зубов изжеванного ненужного окурка.
IX
Наташа с трудом разбирала корявые буквы:
Наташа аккуратно подобрала с полу вывалившуюся цыгарку, раскрутила: адрес ясен, а на другой стороне — «лая», «ша», «лю» — нечленораздельно, как предсмертный крик.
А может быть, прав отец, и все на свете ясно: Андрей убит. Наташа жива. Поручик Архангельский…
Наташа завернула цыгарку в письмо, положила в стол и отчетливыми шагами ходила по комнате — от окна к кровати, от кровати к окну. За обедом отцу отвечала точно и отчеканенно: «Да. Нет. Да. Нет». Как пулемет.
Преподаватель истории все две недели — как в далеком прошлом. В город не ездит. Бросил дела. И валерьянки нет — разбил. Купить новую склянку не хочется.
— Ты здорова, Наташа?
— Да.
— Но с тобой что-то странное.
— Нет.
— Я тебя не понимаю сегодня. Что-нибудь случилось?
— Нет.
Преподаватель истории после обеда сел за стол — вырезывать из газет факты. Взял ножницы — и выронил. Была бы валерьянка — тогда бы не дрожали так руки. Неужели он такой старый?
— Папа, тебе нужно принять валерьянки.
— Нет. Я пойду лягу.
Наташа вышла в сад, где ждал уже ее поручик Архангельский.
— Наталья Владимировна, я к вам. Я не могу больше, Наталья Владимировна… Я…
— Завтра в семь часов утра на берегу, у сосен — знаете?
И, отдернув руку, Наташа взлетела на террасу, по лестнице, наверх, оставив поручика Архангельского одного в темнеющем саду.
X
Поручик Архангельский шел по пляжу, направляясь к назначенному месту свидания. Навстречу ему — солдат. Проходя мимо офицера, солдат поглядел на него пристально, и рука его не поднялась к козырьку.
Поручик остановился.
— Эй ты, раззява! Ротозей!
Солдат тоже остановился. Рука поручика потянулась к кобуре. Кобуры не было у пояса. Револьвер и даже шашку он оставил дома.
Солдат вдруг подскочил к поручику, сорвал с его плеч погоны и кинул их в лицо офицеру.
— Погоди малость! Уберем вас, сволочей!
Он был гораздо сильней поручика.
И вот поручик Архангельский остался один на пляже. Он не поднял сорванных с плеч погон. Это конец. Гипноз кончился. Вся сила ушла от поручика вместе с погонами. Так он стоял на пляже и глядел вперед, в открывшуюся перед ним пустоту.
Поручик Архангельский взглянул на часы. До встречи с Наташей оставалось еще полчаса. Он двинулся быстро по пляжу назад, в пансион, где он остановился и где оставил револьвер и шашку. Да. Даже на любовное свидание нельзя ходить без оружия.
Через двадцать минут он был уже на условленном месте у сосен. Он оглянулся: Наташи не было видно еще. Тогда поручик Архангельский вытянул из кобуры револьвер, приложил дуло к виску, спустил курок и упал лицом в песок, откинув руку с револьвером. Револьвер выпал из обессиленных пальцев.