Война

Утро, вопреки пословице, оказалось не только не мудренее, но и не приятней, чем вечер. Голова не то чтобы болела, но была словно налита свинцом. На полу остатками вчерашнего пиршества хрустели осколки пары тарелок и стакана. Уцелевшая часть посуды откровенно припахивала. Тело неприятно чесалось после сна в одежде. Двигаться не хотелось, но Толик, еще раз вспомнив любимые ругательства замкомвзвода, прапорщика Мимоходова, всё же встал, привел постель в относительный порядок, сдвинул в угол кучку из осколков посуды и наконец, в завершение всех этих утренних хлопот, принял душ и побрился.

Было не совсем комфортно осознавать, что все это проделывает чужое тело. Но зато оказалось приятно снова почувствовать себя двадцатилетним и знать, что ты ничем не отличаешься от остальных жителей этой страны. И еще неожиданней было почувствовать себя одновременно и Толиком, и Томом.

«Черт побери, а ведь теперь это моя страна. И что делать?» К американцам Толик относился двояко. С одной стороны, как к людям, сумевшим построить сильное и удобное для жизни государство, с другой – как к врагам его родины, сделавшим всё, чтобы ее разбить и унизить. Поэтому оказаться в шкуре такого врага было… не совсем приятно. Но бросаться под поезд не в его характере, и Толик начал прикидывать план действий. «Как это называется? Инфильтрация? Штирлиц шел по коридору рейхсканцелярии и никак не мог понять, почему все узнают в нем шпиона. Неужели по ордену Красной Звезды или по буденовке на голове?» – мысли постоянно сбивались на незатейливый юмор, словно отгораживаясь от шокирующей правды. Причем, как неожиданно обнаружил Толик, думал он именно по-английски, словно на родном языке.

Закончив бриться, он уже собирался выйти в коридор и вызвать кого-нибудь, чтобы убрали в номере, как вдруг вспомнил о конверте. Судя по солнцу и наручным часам, время было раннее, а значит, в военкомат (Толик тут же мысленно поправил себя, напомнив, что военные комиссариаты остались где-то там, в будущем, в совершенно другой стране) можно было не торопиться.

Достав слегка помятый конверт, он уже хотел вскрыть его, когда в дверь постучали. Конверт стремительно скрылся под подушкой.

– Кто?

Что-то заставило Тома насторожиться. Предостерегающе заныла даже несуществующая теперь рана в боку. Он осторожно подошел к двери, по старой афганской привычке прижался к стене, чтобы не перекрывать дверной проем. Щелкнул замок…

Дверь рывком открылась, и в комнату ворвался, точнее влетел, споткнувшись о вовремя выставленную ногу, шкафообразный громила. Большой шкаф падает обычно громко. Не стал исключением и этот. Но Толику было уже не до того. Его нога, продолжив прерванное столкновением с нижними конечностями первого нападающего, продолжила свое движение. Неожиданный удар в самое важное для мужчины место заставил второго нападающего согнуться в три погибели. Второй удар, выполненный на автомате, сцепленными в замок руками в основание черепа. Вот и другой бандит упал, выронив большой блестящий пистолет на ковер прямо под ноги. Толик обернулся, готовый ко всему. Громила уже приходил в себя, пытаясь приподняться. При взгляде на него у любого нормального человека неминуемо возникло бы чувство предсмертной тоски. И даже Том не стал исключением, несмотря на боевой азарт. Непомерно широкий в плечах, выше среднего роста громила с блестящим кастетом, зажатым в левой руке, пугал одним видом. На низком, с развитыми надбровными дугами лбу начала возникать шишка, а лицо, порезанное об осколки посуды, напоминало зомби из фильма ужасов. Толик мысленно вздохнул и легким, отработанным движением (настоящее мастерство не пропьешь!) оказался возле шкафо-зомби. Удар! Еще один! Прапорщик Мимоходов, вбивавший в него приемы рукопашного боя, остался бы доволен своим учеником. Открывший рот, полный обломков гнилых зубов зомби рухнул второй раз. И застыл, на этот раз явно навсегда. Трудно жить с носом, вбитым вглубь черепной коробки.

Толик печально оглядел окончательно разгромленный номер и грязно выругался: хотя бы одного надо было оставить в живых! Он попытался нащупать пульс сначала у громилы, потом у незадачливого стрелка. Еще раз выругавшись, Том быстро подошел к открытой двери. Выглянул. В коридоре и на видимом из номера участке лестницы было тихо и пустынно, как ночью в центре Аляски. Ни человека, ни звука – ничего и никого.

Удовлетворенно хмыкнув, Толик запер дверь. Проверил еще раз наличие пульса у обоих тел. Естественно, не ожидая положительного результата: настоящий рукопашный бой – это убийство голыми руками, а не балет. Удовлетворенно кивнул, поняв, что не ошибся. И, морщась от боли в мышцах, быстро покидал все вещи в чемоданчик, не забыв и конверт из-под подушки. Осмотрел номер, несколько минут подумал – брать или не брать пистолет. В конце концов решил не связываться с криминальным стволом и, подхватив чемодан, вышел из номера.