— Чьи портреты? — Молотов удивился еще больше.
— Твой да мой.
— Шутишь, Коба! — Молотов коротко засмеялся.
— А чьи тогда? — Сталин с веселым любопытством поглядел на Молотова, а тот, вспомнив вчерашний острый разговор в Наркомате обороны, засмеялся громче и ответил:
— Может быть, Тимошенко и Жукова?
— Это ближе к истине, — ответил Сталин, посерьезнев. — Портреты Тимошенко и Жукова, может, повесим после нашей победы. А сейчас надо, чтобы мы видели здесь портреты Суворова и Кутузова.
— Да, в этом есть резон, — согласился Молотов.
Оба сели: Сталин — в свое рабочее кресло, Молотов — на стул у стола. Понимающе, с тенью горечи и тревоги посмотрели друг на друга.
— Чаю хочешь? — спросил Сталин.
— Благодарю, — отрицательно качнул головой Молотов. — Чаепитие располагает меня к неторопливым разговорам. А дел пропасть. Во-первых, настоятельно атакует английский посол. Сильно обижается господин Криппс, что ты не торопишься принять его.
— Наша неторопливость, учитывая, что перья летят с нас, а не с Черчилля, не уронит нас в глазах англичан и еще кое-кого…
— Посол дает понять, что Черчилль поручил ему встретиться в первую очередь лично с тобой.
— Пусть еще потомится… Разберемся со своими сложностями, наметим программу действий, потом начнем встречаться с дипломатами.
— И во-вторых, — продолжил Молотов ранее начатую мысль, — сегодня на Политбюро и Совнаркоме надо рассмотреть проект общего мобилизационного народнохозяйственного плана на третий квартал этого года. Иначе заморозим деятельность Госплана.
— Хорошо, — согласился Сталин и начал набивать табаком трубку. — Но давай, товарищ Молотов, все по порядку. Скажи, пожалуйста, тебе не кажется, что нам надо решительно и немедленно сосредоточивать гражданскую и военную власть в одних руках?
Молотов посмотрел на Сталина с пониманием истоков его тревог и, побарабанив пальцами по столу, раздумчиво ответил:
— Да, эта мысль неоднократно приходила и мне. Надо, чтобы все в государстве глубоко поняли и ощутили, что партия берет на себя полную ответственность за руководство народом и армией в столь тяжелейшие дни. Это пойдет на пользу и высшему военному командованию. У него появится больше уверенности и раскованности в мышлении, в принятии важнейших решений, которые будут обретать силу закона при одобрении… высшей военно-партийной, что ли, инстанцией… Не знаю, как точнее ее наименовать.
— Я помню, как было в ноябре восемнадцатого, — сказал Сталин. — Усложнились дела на фронте, и ВЦИК без промедления учредил Совет Рабочей и Крестьянской Обороны под председательством Ленина. Нам нужен орган в этом роде, с широкими функциями.
— Совершенно с тобой согласен, — убежденно заметил Молотов. — Так будет легче мобилизовать наши военные и материальные возможности, легче подчинить работу государственного аппарата нуждам фронта… Впрочем, я вижу, ты уже выносил какую-то определенную структуру. — Молотов потянулся рукой к стопке бумаги на столе Сталина. Положил перед собой чистый лист и взял карандаш. — Начнем формулировать проект документа?
За многие годы совместной работы они научились понимать друг друга с полуслова.
— Да, есть у меня наброски в уме, — сказал Сталин и задумчиво посмотрел в раскрытое окно. — Этот орган предлагаю назвать Государственным Комитетом Обороны, или сокращенно ГКО.
Обменивались мнениями, уточняли формулировки, и карандаш в руке Молотова оставлял на листе бумаги строчку за строчкой:
«Президиум Верховного Совета СССР, Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, признали необходимым создать Государственный Комитет Обороны под председательством тов. Сталина И. В.
В руках Государственного Комитета Обороны сосредоточивается вся полнота власти в государстве. Все граждане и все партийные, советские, комсомольские и военные органы обязаны беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны».
Когда проект постановления еще раз прочли вслух, Сталин сказал:
— Тебе, товарищ Молотов, быть заместителем Председателя ГКО.
— А кого предлагаешь в члены?
— Это вопрос не такой простой. — Сталин сдержанно засмеялся и пояснил причину своего мимолетного веселья: — Тут, как в одной карточной игре: недобор — плохо, и перебор — не лучше.
— Сравнение сомнительное, — иронически заметил Молотов, — но мысль ясна.