Война

— Много… На конец августа, затем на конец сентября, а по последним данным, должна была уже осуществляться этой весной.

— Чем же объяснить такое поведение Гитлера? — Сталин, положив телефоннуую трубку, вопросительно посмотрел на Молотова. — Нерешительностью или осторожностью?

— Мы давно догадываемся, да и имеем кой-какие факты, что Гитлер ищет пути к примирению с Англией… А насчет сроков нападения на СССР, — Молотов присел к столу и притронулся рукой к откидному календарю, — то военные из нашего посольства в Берлине, как помнишь, сообщали уже две даты: четырнадцатое мая, а потом пятнадцатое июня… Наш военный атташе во Франции передал, что война начнется в последней декаде мая. Я не говорю об остальных шифровках… Теперь донесения о завтрашнем дне, весьма убедительные.

— Гитлер напоминает мне трусливого купальщика, которому и хочется нырнуть в холодную воду, и страшно. То ногой ее попробует, то рукой. Но наступает момент, и все-таки ныряет. — Сталин помолчал, потом, медленно чеканя слова, продолжил: — Гитлер, конечно, нырнет, но в кипяток… Войны нам не избежать. А к войне у нас еще не все готово. Нам еще многое надо сделать. Может, поэтому Гитлер и спешит?

Да, эти догадки были близки к истине. Еще год назад Гитлер настаивал начать войну против СССР осенью 1940 года. Но Кейтель и Йодль доказали ему, что германские вооруженные силы к этому сроку не успеют подготовиться. На следующем совещании, 31 июля 1940 года, начало войны было намечено на весну 1941 года.

— Больше откладывать нельзя, — заявил потом Гитлер, обсуждая план «Барбаросса». — Время работает на противника. В сорок первом году вермахт должен решить все континентальные проблемы в Европе, так как после сорок второго уже будет поздно.

Но догадки еще не сама истина. И Сталин все размышлял.

— А раз мы не готовы к войне, — говорил он, — значит, надо как можно дольше держать себя так, чтобы у Гитлера были связаны руки… Ну, допустим, что он вероломно нарушит подписанный с нами пакт. Допустим… Но как тогда Германия будет выглядеть в глазах мирового общественного мнения? — Знакомый грузинский акцент Сталина усилился. — Как отнесутся к такому вероломству те же Япония, Италия, Румыния, Болгария, с которыми Германия заключила договоры? Какая тогда цена и всем соглашениям с ними?.. Я полагаю, как уже не раз говорил, что Гитлер сделает все возможное, чтобы спровоцировать нас, чтобы не Германия, а Советский Союз предстал перед всем миром как агрессор. Вот тогда он, возможно, двинет свои армии на Восток… Но мы постараемся не поддаться на провокации. На сей счет, как ты знаешь, маршал Тимошенко и наш Генштаб получили указания.

Молотов поднялся, подошел к столу, за которым сидел ссутулившись, словно под тяжестью, Сталин, и тихо спросил:

— Ты полагаешь, что германская армия не посмеет нарушить нашу границу?

— Нет, я так не полагаю, — после тягостной паузы с чуть заметным раздражением ответил Сталин. — Я просто не убежден до конца, что Гитлер отважится на прямую агрессию. — Он снова замолчал, сунув в рот трубку. Энергично пососал ее, выдохнул струю дыма, нервически шевельнув при этом усами. — Давай еще вот над чем подумаем… Мы только два месяца назад подписали пакт о нейтралитете с Японией. Япония — друг Германии и партнер по разбою. Зачем ей было заключать с нами пакт, если Гитлер собирается так скоро напасть на СССР? Разве Гитлеру, коль он собирается идти на нас войной, не выгодно, чтобы и на Востоке висел над нами меч?

— Да, но когда Гитлер предложил нам подписать пакт о ненападении, он тоже не советовался с Японией. И ты помнишь, чем это кончилось — ухудшением отношений между ними и уходом японского правительства в отставку.

— Однако это не помешало Японии тоже подписать с нами соглашение. — Сталин засмеялся и погладил крупной ладонью свои жесткие рыжеватые усы. — Но я опять о том, о чем уже говорил: противоположность социальных систем все-таки не исключает наличия минимума моральных норм в отношениях между государствами. Согласно этим нормам государства должны выполнять свои договорные обязательства, иначе многоликое международное общество существовать не сможет. Нападение на нас Германии без малейшего повода с нашей стороны явится одновременно и наглым вызовом международному общественному мнению… Так неужели Гитлер настолько циничен и глуп, чтобы начать агрессию, не позаботившись о мотивах, которые можно выставить в свое оправдание перед другими народами?

— Гитлер — зарвавшийся авантюрист! — сказал Молотов. — От него можно ждать всего.

— Тем не менее нам сейчас очень важно знать, как будет реагировать германское правительство на наше последнее заявление.

— Приглашение Шуленбургу прибыть в Кремль уже послано.

— Надо поставить перед ним вопросы напрямик, помимо того, что написано в вербальной ноте. И потребовать, чтобы он по своим каналам срочно связался с Риббентропом.

— Да, я так и мыслил нашу встречу, — ответил Молотов.

К заблуждению ведет много дорог, а к истине только одна. Надо было найти единственно правильную…

10