Война

А глаза, глаза Рукатова! Когда-то он уже видел такое выражение глаз… В их селе Чернохлебовке, что под Харьковом, как-то оказался бродячий цирк. На выгоне сколотили помост, и при великом стечении народа началось представление. Всех поразил фокусник, тащивший изо рта несметное количество лент. Потом фокусник, посмотрев на ребятню, сидевшую у самого помоста, поманил пальцем двенадцатилетнего Федьку Чумака, как звали его в Чернохлебовке. Когда похолодевший Федька поднялся на помост, фокусник поднес к его лицу шляпу и умоляюще зашептал: «Говори, что пустая, пятак получишь». В шляпе лежали два куриных яйца, и Федька скривил в ухмылке губы. Но вдруг увидел перед собой глаза фокусника — настороженные и кричащие такой мольбой и мукой!.. А на лбу — мелкие росинки пота. «Говори, что пустая», — с дрожащей улыбкой упрашивал он. Федьке до слез стало жалко фокусника. Повернувшись к толпе и опустив глаза, он сказал: «В шляпе ничого нема».

Что потом сделал фокусник, Федор Ксенофонтович уже не помнит… Сейчас он увидел точно такие глаза у Рукатова. И еще заметил, что все в кабинете с превеликим любопытством наблюдали за их встречей.

Генерал, испытывая мучительную неловкость, стал по очереди здороваться со всеми за руку. А подполковник Рукатов, обращаясь к сослуживцам, не унимался:

— Прямо скажу, в люди меня вывел Федор Ксенофонтович! Век не забуду!

— Не преувеличивайте, товарищ подполковник, — с жесткой улыбкой заметил Чумаков, усаживаясь на стул, предложенный Рукатовым. — Всех нас в люди вывела армия.

— Верно говорите, товарищ генерал, но прямо вам скажу: вы молодцом выглядите, хоть поседели заметно, — без всякой последовательности перевел разговор Рукатов. — А я сдал, списали меня со строевой и вот доверили кадры. Трудная это работа, судьбы людей решаем, а от этих судеб зависит боевое могущество армии…

— Так какой у нас план действий? — нахмурившись, перебил его Федор Ксенофонтович. Заметив ухмылки сослуживцев Рукатова, с неприязнью подумал: «Догадываются же, что за фрукт с ними работает, а терпят…»

— Значит, так. — С лица Рукатова смыло улыбку, и он уставился перед собой остекленевшим взглядом. — Сейчас я вас сопровожу к начальнику нашего отдела, а он уже по инстанции… Командира корпуса может пожелать принять и нарком.

— А где хоть штаб корпуса дислоцируется? — поинтересовался Федор Ксенофонтович.

— Там где-то, в Барановичской области. — Рукатов беспомощно оглянулся на сослуживцев.

— В Крашанах, — подсказал кто-то.

Когда шли по мрачному коридору, Рукатов вдруг таинственно зашептал:

— Федор Ксенофонтович, если хотите, можно вас оставить в Московском округе. На такой же должности!.. Я ведь в курсе: у вас Ольга Васильевна почками хворает, а дочка, кажется, десятилетку должна была окончить…

«Все знает, подлец», — с досадой подумал Чумаков.

— Я начальству говорил, — преданно добавил Рукатов. — Стоит вам только намекнуть…

— Нет, товарищ Рукатов. В армии должностей себе не выбирают.

Остановились у двери с табличкой «Полковник Микофин С. Ф.».

— Семен Филонович? — удивился Чумаков, указывая на табличку.

— А вы разве не знали, что он мой начальник? — каким-то вдруг деревянным голосом ответил Рукатов, и даже в полумраке коридора можно было разглядеть его помертвевшие глаза. — Мы именно к нему. Он ждет.

Федор Ксенофонтович все понял и решительно открыл дверь.

За столом сидел постаревший и полысевший Сеня Микофин… полковник Микофин… Сколько лет не виделись!

Микофин поднял голову и тут же, засветившись радостью, вскочил:

— Заходи, дружище! Жду не дождусь!

Обнялись, расцеловались.

— Можете быть свободны, — сказал Микофин Рукатову, не глядя на него.

— Ты давно работаешь в наркомате? — не мог прийти в себя от такой неожиданной встречи Чумаков.

— Уже два года. И все удивляюсь, почему не заходишь. Бываешь же в Москве?

— Не знал, что ты тут!

— Как не знал?! А Рукатов?.. Он о тебе мне все докладывает… Слушай, Федор, ну и удружил ты мне с этим Рукатовым!

— Я? Каким образом?

— В позапрошлом году прислали мне его в отдел на вакантную должность. Знакомлюсь с «личным делом», читаю характеристику, подписанную тобой еще в двадцать пятом. Ну, думаю, раз Федя Чумаков хвалит, значит, человек стоящий. Воспитанник твой, батальоном под твоим началом командовал. Вот и взял. А оказалось, дрянь человек, будем увольнять из армии.

— Мать моя родна-ая! — Федор Ксенофонтович отмахнулся рукой и зашелся удушливым смешком. — Помилуй меня бог от таких воспитанников! Я горючими слезами плакал от него!..

Не чаял генерал Чумаков, что ему придется еще немало и с большой горечью размышлять над тем, откуда берутся рукатовы, рождаются ли они как закономерность в сложностях человеческого бытия, всплывают ли на поверхность в особых условиях, когда поток жизни устремляется по новому руслу, взвихривая все дремлющее на пути, или ими становятся духовные уродцы, наглеющие при попустительстве общества… Сложна и извилиста иная судьба человеческая.

3