Война. 1941—1945

Что сделал Даниил Прытков? Можно разбить его эпопею на ряд изумительных эпизодов. Можно рассказать, как на Прыткова кинулись четыре немца. Он выхватил у немецкого офицера кинжал и прикончил его: «Этого не отечественным — немецким оружием». Он полз с гранатами и подавил четыре вражеских пулемета. Он пошел вперед и вышиб немцев из окраинного дома военного городка. Он сделал это по своей инициативе: в трехстах шагах от Прыткова был немецкий склад боеприпасов, его защищали автоматчики. Прытков не мог ждать («А наступать кто будет?») — и он овладел складом.

У Прыткова на Урале старая мать, Евдокия Даниловна. Он говорит: «Трудно ей…» Ненависть не падает с неба, ненависть нужно выстрадать. Был у Прыткова друг, любимый человек, политрук Ведерников. «Убили, гады, моего комиссара», — срывается голос, рука тянется к автомату.

Он пришел из леса — «держите», и лег спать, измученный, а старшина записывал: 5 Железных крестов, 1 медаль, 4 снайперских значка, 4 парабеллума, 1 автомат, 2 снайперских винтовки…

Этот сын уральского казака, наверно, был когда-то обыкновенным мальчиком, учил таблицу умножения, играл в городки, вырос, научился мастерству, нравился девушкам, ходил в кино, жил, как миллионы юношей. Теперь его лицо стало вдохновенным, строгое и отрешенное. Он оглох от контузии, но он все время как будто прислушивается к музыке боя. Он торопится, говорит подполковнику Самосенко: «Пойду туда» — и показывает на Ржев. Напрасно добрый подполковник журит его: «Отдохни еще денек». Прытков не хочет: «А наступать кто будет?..»

Прыткову кажется, что некому наступать. Но вот сейчас наши бойцы перешли в контратаку. Еще один квартал очищен от немцев. Не остановят бойцов ни мины, ни пули. Есть кому наступать — наступает Россия, и угрюмо смотрят бойцы на Волгу — они помнят про Сталинград.

А Ржев все еще горит. Зарево пожара в утреннем свете кажется свечой, которую забыли погасить.

Мы тебя благословляем, великое ожесточение второго года!

8 октября 1942 г.

Немец

Фридрих Шмидт был секретарем тайной полевой полиции 626-й группы при первой танковой армии германских вооруженных сил. Таково его звание. Секретарь вел дневник. Он начал его 22 февраля сего года, а закончил 5 мая. Дневник он вел в Буденновке, близ Мариуполя. Вот выдержки из дневника Фридриха Шмидта:

«25 февраля. Я не ожидал, что сегодняшний день будет одним из самых напряженных дней моей жизни…

Коммунистка Екатерина Скороедова за несколько дней до атаки русских на Буденновку знала об этом. Она отрицательно отзывалась о русских, которые с нами сотрудничают. Ее расстреляли в 12.00… Старик Савелий Петрович Степаненко и его жена из Самсоновки были также расстреляны… Уничтожен также четырехлетний ребенок любовницы Горавилина. Около 16.00 ко мне привели четырех восемнадцатилетних девушек, которые перешли по льду из Ейска… Нагайка сделала их более послушными. Все четверо студентки и красотки… В переполненных камерах кошмар…

26 февраля. События сегодняшнего дня превосходят все мною пережитое… Большой интерес вызвала красотка Тамара. Затем привели еще шесть парней и одну девушку. Не помогали никакие уговоры, никакие самые жестокие избиения нагайкой. Они вели себя чертовски! Девушка не проронила ни слезинки, она только скрежетала зубами… После беспощадного избиения моя рука перестала действовать… Я получил в наследство две бутылки коньяка, одну от лейтенанта Коха из штаба графа фон Ферстера, другую от румын. Я снова счастлив. Дует южный ветер, начинается оттепель. Первая рота полевой жандармерии в трех километрах севернее Буденновки поймала пять парней в возрасте семнадцати лет. Их привели ко мне… Началось избиение нагайкой. При этом я разбил рукоятку на мелкие куски. Мы избивали вдвоем… Однако они ни в чем не сознались… Ко мне привели двух красноармейцев… Их подвергли избиению. «Отделываю» сапожника из Буденновки, полагавшего, что он может себе позволить выпады против нашей армии. На правой руке у меня уже болят мускулы. Продолжается оттепель…

1 марта. Еще одно военное воскресенье… Получил содержание 105 марок 50 пфеннигов… Сегодня снова обедал у румын. Я замечательно пообедал… В 16.00 меня неожиданно пригласили на кофе к генералу фон Ферстеру…

2 марта. Мне не по себе. Внезапно у меня начался понос. Я вынужден лежать…

3 марта. Допрашивал лейтенанта Пономаренко, о котором мне доложили. Пономаренко был ранен 2 марта в голову, бежал в колхоз им. Розы Люксембург, там переоделся и скрывался. Семья, укрывшая Пономаренко, сначала лгала. Я, разумеется, избил их… Вечером снова ко мне привели пятерых из Ейска. Как обычно, это — подростки. Пользуясь своим уже оправдавшим себя упрощенным методом, я заставил их сознаться — я пустил, как всегда, в ход нагайку. Погода становится мягче.

4 марта. Прекрасная солнечная погода… Унтер-офицер Фойгт уже расстрелял сапожника Александра Якубенко. Его бросили в массовую могилу. У меня все время ужасно чешется тело.

6 марта. Я пожертвовал 40 марок в фонд «зимней помощи».