Война. 1941—1945

Сердце обливается кровью, когда едешь по освобожденной земле и видишь, что сделали немцы с городами, с людьми, даже с деревьями. Десятки лет Гитлер мечтал о таком апофеозе. Я не хочу преувеличивать роли этого духовно ничтожного честолюбца. Я говорю «Гитлер», как я мог бы сказать «Мюллер» или «Беккер». Откуда он пришел, этот злой пигмей, чье имя теперь неразрывно связано с горем нашего века? Из подполья, из щели. Там, в темноте и сырости полусгнившего общества, появились личинки фашизма. Это были неудачники, оказавшиеся вне жизни, суеверные и невежественные маньяки, завистники, авантюристы, сутенеры, мошенники, кретины. Как духов тьмы, их призвали к жизни слепые и жадные люди денег, которые хотели остановить ход времени. Фашисты должны были преградить путь истории миллионами человеческих трупов, потопить в крови наш век, затемнить землю, уничтожить не только мечты человечества о лучшем будущем, но и память о прошлом.

Когда Гитлер снимался перед развалинами Амьена или Смоленска, люди дивились: откуда взялся этот жук-могильщик? Откуда? Из гнили и плесени. Он жил для уничтожения. За два года до войны всесильный правитель Германии, увидав на мюнхенской выставке картины, которые не пришлись ему по вкусу, вынул из кармана перочинный нож и стал полосовать холсты. Один из приближенных Гитлера рассказывает, что в молодости будущий фюрер мечтал о «расчистке Европы» — люди, народы, города представлялись ему деревьями, которые надо вырубить. Приятель фюрера Муссолини, будучи подростком, спрашивал: «Достигнет ли наука такой высоты, чтобы, заложив достаточное количество динамита, взорвать земной шар?» Ученые Германии старались первыми приблизиться к идеалу: они сидели над первыми набросками «душегубки». «Зона пустыни» — так они окрестили свои достижения.

Глядя на развалины Новгорода и Чернигова, мы можем сказать, что не только наш народ — все человечество обеднело, лишившись неповторимых памятников. Народ растет и меняется, но есть нечто объединяющее его длинный, извилистый путь. Когда-то наш народ вкладывал в древние соборы свое понимание истины, справедливости, красоты. Конечно, по-другому смотрит человек нашего века на эти памятники, но он чувствует в них тепло своей истории. Есть в искусстве нечто, перерастающее границы времени. Разве не восхитится человек, далекий от всякой религии, куполом Софии или красками Андрея Рублева? В Оксфорде, в Филадельфии, в Пуатье сидели люди, которые посвящали годы своей жизни изучению храма Спаса в Нередицах. Немцы его взорвали. Может быть, среди этих факельщиков были и археологи. Но что значит профессия рядом с сущностью, а природа фашизма — это уничтожение. Немцы хотели опустошить не только наши закрома, но наше сознание, наше сердце.

Глядя на плодовые сады, срубленные немцами, я понял, о чем лаял по ночам маленький фюрер: он вызывал смерть. Круги вокруг сердцевины дерева понятны человеку, они как бы сближают жизнь яблони с жизнью девушки. Я видел не раз стариков, которые сажали крохотные деревца. Они знали, что умрут, не увидев плодов, — плоды достанутся детям. В этом правда жизни. Есть деревья, которые видели славу наших дедов, под которыми мечтал лицеист Пушкин, тень которых прикрывала великие могилы. Вырастить дерево долго и трудно: нужны для этого и дожди, и солнце, и человеческий пот. Немцы рубили деревья Царского Села и Михайловского, рубили яблони, на которых еще содрогались яблоки, розовые, или золотые, или бледно-лимонные, антоновки, крымские, ранеты, наливные, анисовки, кальвиль, апортовые, коричневые — соки и запахи земли.