Война 2010: Украинский фронт

Тем паче, что реально может нынешний командир группы, сокращаемой под корень разновидности боевой техники, противопоставить банковским двадцати тысячам? Гневную тираду, разоблачающую происки империалистов, брошенную в лицо напрямую? Так и это не получится, хотя бы из-за передаточного ремня – «майора-академика». При перетрансляции высказывания он наверняка дипломатично снизит накал и разбавит краски. Тогда может срочное интервью для журналов и газет? Очень сомнительно, что в данный момент неясных слухов о каких-то вторжениях России, кто-то станет раздувать истерию по поводу некорректных действий грядущих союзников в борьбе. Или упереться рогом и сдать плененных американцев только в руки родимой украинской милиции? Кто гарантирует, что их не выпустят уже оттуда? Разумеется, под обязательство справедливого суда на родине. Понятно никак не узнать, что там потом будет на той родине за океанами: текущая суета никогда не позволит проводить доскональные разбирательства. И кстати, по данному поводу двадцать или сколько там «не менее» тысяч – тю-тю! А для окончательного стирания странной истории может и сама группа «двухсотки» пойдет под досрочное планово-неплановое сокращение. И тогда даже сегодняшние полковничьи погоны… Нет, почему же, «с правом ношения военной формы одежды». С чего бы убирать из досрочного увольнения по сокращению штатов столь необременительный для самостийного государства пункт?

И значит… Может, поторговаться? Убрать графу о получении взятки через банковскую систему? Или даже словесно прощупать возможность удвоения самого результата? Действительно, что те «двадцать» в условиях грядущего входа в европейское сообщество?

Четвертая власть:

«…у России все как всегда. Проспали первый удар, а теперь не могут изобрести легенду, как покрасивше поведать о случившемся миру…»

104. Донецкие помидоры

Оказывается, по городу Донецку опасно ходить не только в турецкой, но и в украинской форме. И дело не только в военных патрулях оккупантов. Однажды в плечо Шмалько ударяет не слишком увесистый помидор. По ценам нынешнего колхозно-фермерского рынка это гривны три-четыре не меньше. Метатели овощей сильно рискуют; скорее всего, это подростки, слабо себе представляющие возможную реакцию вооруженного до зубов и взвинченного неопределенностью человека. Майор Шмалько и правда мог с испугу садануть из АКСУ, остановило лишь то, что вначале пришлось разворачивать корпус. Такая добавка времени на принятие решения спасла метателей от скоростной переработки в томатный сок. За эту полу-секунду Шмалько оценил ситуацию. Кроме того, по дуге в его сторону прибыл еще один краснокожий посланник, подтвердив первичный вывод. Скорее всего, хулиганили дети.

– Не стрелять! – скомандовал Шмалько, не скрытым лоджией второго этажа сорванцам, а собственным подчиненным. – Детишки балуются. Двигаем дальше.

Они успели сделать не более трех шагов, когда сверху послышалось:

– Эй, вонючки! Американские прихвостни!

Голос женский, точнее, девичий.

– А давайте, Андрей Валентинович, с ними все-таки разберемся? – делает предложение Ладыженский, с эдакой игривой, вымученной улыбочкой. – Не, не автоматом конечно. Мы с Громовым, даже без вас справимся, если не хотите.

Это уже хамство.

– Рот закрой, товарищ боец Ладыженский, – командует Шмалько. – И за мной шагом марш.

– Мы куда-то торопимся, пан майор? – краснеет Ладыженский. Понятно, он вполне оценивает ситуацию. Оба они, офицер и солдат, вооружены приблизительно одинаково, чистить морды собственными руками майор Шмалько не слишком большой любитель, да и неудобно такое делать, дотягиваясь до соперника через собственную амуницию, а вся командная цепь, подпирающая и регулирующая службу, да и жизнь командира батальона более не существует. Так что переход от взаимных оскорблений к силовому контакту достаточно проблематичен.

– Я не ясно выразился, младший сержант? – интересуется Шмалько нотой выше. – Решил снимать девок, Олег Семенович? Сейчас не время и не место. В свободное займешься. Или ты возжелал уподобится тому турку, что мы пришили намедни?

– Хватит что ли, Олег, – толкает Ладыженского в плечо Громов. – Пошли, давай! Торчим тут посреди улицы, а турки…

Откуда-то прилетает еще один помидор – у метателей, похоже, свой садовый участок – и ударяет рядового Громова в голову.

– Вот гады, – цедит Громов. По его уху стекает красная кашица.

Но зато конфуз разряжает обстановку. Сержант Ладыженский наигранно смеется, Шмалько, налаживая коммуникацию, тоже стремиться выжать из лица улыбочку.

– Я их вполне понимаю, – говорит он, когда отряд возобновляет движение. – В городе имеются войсковые части. Спецмилиция, там, внутренние… Короче, хватает. Но никто ничего. А пришельцы творят все что бог… Или у них аллах?… Что этот аллах стерпит.

– Пан… Андрей Валентинович, а может нам в гражданку нарядиться? – предлагает Ладыженский.

Над этим стоит подумать.