Война 2020. Керченский узел

Как потом выяснилось, первое, что сделал по возвращении домой Фюрер – это забил наглухо все свои нацистские татуировки, теперь на его коже нельзя было разглядеть отдельных картинок, только темно-синяя шкура, как вторая рубаха, которую нельзя снять, так все время и придется носить до самой смерти. Во-вторых, Сидоров избавился от всей своей коллекции: что-то продал, что-то утопил в море, вроде как потом он вырученные деньги отнес в церковь и хотел постричься в монахи, но батюшка его отговорил. Чем дальше занимался Сидоров, я не знал, но, судя по всему, прижился он при церкви, где вел военно-патриотический кружок.

Второй раз мы с ним встретились, когда я уже служил в первом ЧОПе, причем можно сказать, что спас ему жизнь, мы как раз проезжали мимо церкви, когда я заметил, что в соседнем дворе какие-то мутные личности лупят палками валявшегося на земле беднягу, не знаю почему, но в другой раз проехали бы мимо, тогда подобной картиной никого особо не удивишь, но что-то меня дернуло, и, дав поверх голов короткую очередь, вытащили того бедолагу из своры, а потом еще и в больничку отвезли, где, надавив на айболитов, заставили их собирать пациента по частям. Фюрер и был тем самым бедолагой, он тогда поплатился за то, что встал на защиту храма, который хотели разграбить. Видимо, та драка не прошла для Сидорова даром, потому что у него мозги в очередной раз сдвинулись, и при первой же возможности он сбежал из больницы, толком не долечившись. На свободе Фюрер быстро организовал свою банду из таких же, как он, бродяг и отщепенцев, взяв под контроль один из самых опасных районов города.

Соорудил себе бутерброд из хлеба, сала и лука. Умял в три укуса. Немного подумав, плеснул водки граммов тридцать в стакан, соорудил еще один бутерброд с колбасой и очистил картошку, махнул водку и зажевал вторым бутербродом. Эта простая пища шла намного привычней и вкуснее, чем роллы под текилу пару часов назад.

Сидоров включил проигрыватель в ноуте – и из колонок полилась никогда ранее не слышанная мной песня:

Лютая погодка, воля задарма,
Вырвана решетка, взорвана тюрьма!
Гулевань без меры, бей из «винтаря»
Во христову веру, в батюшку-царя!
Красная поддевка, верная гармонь,
Шашка, да винтовка, да братишка-конь!..
Белая фланелевка, «слушаюсь, вашбродь»!
Да в такого дьявола, в белу вашу кость!
Как меня там ставили «ванькой» на часах…
Ваше время – кончилось! И пришел – ваш страх!!!
Доигрался, голубь, получай за всех!!!
Головою – в прорубь, сапогами – в снег…
Черные знамена впереди полков!
Берегись, Буденный, Батькиных клинков!!
Утром спозаранку, полем, вдоль реки
Пронеслись тачанки, прорвались «братки».
Вольный ветер в поле – с нами заодно,
Долго будут помнить Нестора Махно!..

– Кто поет? – поинтересовался я.

– Не знаю, надыбал в инете. Кто исполняет, не знаю, а вот кто автор слов, догадываюсь.

– И кто?

– Знаменитый Федос, Феодосий, или Федор Щусь, один из ближайших соратников батьки Махно. Был в армии батьки морячок, чемпион по боксу и по французской борьбе на Черноморском флоте, вот он и есть автор этих строк.

– Че, сам помер, как Махно, или свои рассчитали?

– Дык, сейчас-то кто уже скажет, как там на самом деле было, может, красные в бою, а может, и свои, но именно Щусь был наиболее харизматичным и видным командиром махновской армии после самого батьки.

– Че, скоро твой дрыщ придет? – спросил я у Сидорова, чтобы прервать его излияния про анархистов.

– Не дрыщ, а Шкет, – поправил меня друг. – И ты с ним особо не дерзи, а то я тебя знаю, тебе человека зачморить раз плюнуть. Шкет у нас пацан тоже резкий, может, если чего, тебе и в жбан засадить.

– Ты меня прям заинтриговал. Кстати, мне бы денег с карты снять, а то налички кот наплакал. Есть какие-нибудь варианты?

– Ща сделаем, – Фюрер вновь взял в руки трубку телефона. – Сеню ко мне. Бегом! Знаю, что ночь на дворе. Я сказал, бегом!

– Только надо денег с карты снять таким образом, чтобы не засветить вашу нычку. Меня могут искать в ближайшее время, поэтому, сам понимаешь, – многозначительно добавил я.

– Не учи ученого, – барским жестом отмахнулся Сидоров.

Я успел съесть еще один бутерброд с салом, когда дверь распахнулась, и в комнату вошел бородатый мужик. К слову, входя в дверной проем, он пригнулся, чтобы не зацепиться головой о дверной косяк. А дверь вполне стандартных размеров – два метра в высоту. Ну и по ширине плеч этот бугай, можно сказать, протиснулся в проем.