Он едва осознавал собственные мысли. Единственное, что имело для него смысл, не давало никаких ответов. Это и не спрашивало ни о чем, поскольку он знал, что она не сумеет дать ему ответ в том плане, который для него важен.
Но он все равно задал вопрос, не сумев промолчать.
Джон просто сидел там, будучи не в состоянии распутать её слова.
Он не мог прочувствовать все те вещи, что вздымались в его свете, пока она говорила, не мог протолкнуться сквозь слова, чтобы достучаться до неё. Вместо этого в его сердце поднялось какое-то приглушенное чувство, которое поначалу он едва узнавал.
Что бы это ни было, оно с каждой секундой становилось всё жарче.
Это Джон тоже едва расслышал.
Она расхохоталась.
Джон не отреагировал, когда она это сделала. Он не отреагировал, когда она снова засмеялась, и её присутствие померкло в его свете. Он не мог заставить себя переживать из-за её слов, учитывая, что она сделала, и как она говорила об Элли после этого.
Ему безразлично, что сделал с ней Тень, и было ли это её виной или не было. Ему безразлично, можно ли её спасти. Ему даже безразлично, не манипулировал ли ею Тень, не принудил ли он её ко всему, что она сделала.
Запечатлев всё, что он почувствовал в последние несколько минут, и каждое произнесённое ею слово, Джон встал, сделал вдох и пошёл обратно в дом.
Он отдаст эти отпечатки Врегу.
Прямо сейчас. Чтобы они могли начать выслеживать её.
Он уже знал, что его слова не были пустым звуком.
Он прекрасно знал, что именно сделает Ревик, как только они стабилизируют состояние Элли и доставят её в какое-нибудь безопасное место. Джон ни капли не сомневался, как далеко зайдёт Ревик, чтобы достичь этой цели, особенно поскольку ребёнок Элли может оказаться последним, что от неё осталось.
Что бы ни сделал Ревик, Джон решительно настроился быть с ним рядом, когда он это сделает.
Даже если Ревик убьёт его голыми руками.
Он увидит, как Касс за это заплатит, даже если это станет последним, что он сделает в своей жизни.