Война

– Куда это ты собралась? – Голос Всадника звучит тише, спокойнее.

Я по-прежнему не отвечаю.

Один из мертвецов передо мной начинает дергаться. Затем поднимается, как послушная марионетка. Он из тех, кто погиб особенно странно: половины головы нет – снесена ударом. Зомби направляется ко мне, и я замираю, рука инстинктивно сжимается на мече.

Но монстр не нападает. Впрочем, ему это и не требуется. Все, что нужно зомби, – идти вперед, и вот я отступаю, отступаю, отступаю, пока не прижимаюсь спиной к чему-то твердому и теплому. Руки Войны смыкаются на моих плечах, приковывая к месту. Зомби падает на землю.

– Ты ответишь мне, – произносит Всадник. – И ты никуда не пойдешь.

Злость вскипает, растекаясь по венам как яд. Поворачиваюсь в кольце мужских рук, чтобы посмотреть Войне в лицо. Я готова еще раз повторить, как сильно ненавижу его, как он мне противен, но всего один взгляд в глаза Всадника, и я понимаю – он знает.

– Зачем? – спрашиваю вместо этого. – Зачем тебе нужно всех убивать?

Теперь его очередь молчать.

– Зачем? – говорю настойчивей.

Война приподнимает верхнюю губу, кривится. И не отвечает.

Всадник до сих пор держит меня за плечи, что, впрочем, не мешает мне его толкнуть.

– Зачем? – повторяю и толкаю снова. – Зачем? – Еще толчок. И еще. – Зачем-зачем-зачем?

Повторяю, как мантру, ударяя его снова и снова. Всадник даже не покачнулся. С тем же успехом можно бороться со скалой. Слезы подступают к глазам, я зла, расстроена и чувствую себя ужасно беспомощной. Война притягивает меня к себе, заключает в объятия. И я позволяю ему это. Замираю в его руках, успокаиваясь от простой ласки, хоть это и глупо. Плачу, уткнувшись ему в плечо, а Всадник позволяет мне эту слабость, и почему-то от этого становится еще тяжелее.

Его ладонь все гладит и гладит меня по волосам.

Война незаметно вынимает меч из моих ослабевших пальцев, подхватывает меня на руки. Я не сопротивляюсь. Любые попытки вырваться будут такими же бесполезными, как мои недавние удары.

Всадник молча усаживает меня на Деймоса и сам запрыгивает в седло. Притягивает меня ближе к себе и направляется прочь из города.

– Мириам, мне кажется, ты ускользаешь из моих рук, как песок сквозь пальцы, – шепчет Война мне на ухо. – Скажи, что я сделал не так.

– Все, – устало отвечаю я.

Он заставляет меня посмотреть на него.

– Человеческое сердце можно излечить, – говорит он, словно это я должна изменить свою точку зрения.

– А твое? – спрашиваю.

Он смотрит на меня:

– И это уменьшит твою ненависть ко мне?

Не знаю.

– Я не потеряю тебя, – твердо говорит Война. – Я пощадил тебя тогда, в Иерусалиме, потому что ты – моя. Я сделаю все, чтобы так было и дальше, чего бы мне это ни стоило.

Когда мы возвращаемся в лагерь, ночь уже вступает в свои права. Дым, поднимающийся от догорающих в Ашдоде пожаров, застилает звезды. Но так даже лучше. Мне невыносима даже мысль о том, что небеса увидят, что мы, люди, сделали со своими собратьями.

Едва Война останавливает Деймоса, как я спрыгиваю и, коснувшись ногами земли, замираю. Я готова уйти, но все же есть кое-что, что Война должен знать.

Снова повернувшись к нему, я говорю:

– Я нашла фотографию моей семьи. В сумке с инструментами.

Всадник смотрит на меня с непроницаемым видом.

– Знаешь, даже смешно, как я была тебе благодарна за нее. Когда я держала ее в руках, на мгновение даже захотелось вернуть те ночи, когда мы с тобой были только вдвоем. Заново их пережить. По-другому. Лучше.

И ухожу, оставляя его с этой мыслью.

Чувствую, как взгляд Войны прожигает мне спину, но здесь, в лагере, нет трупов, которые можно поднять, чтобы остановить меня. Или, может, он сам устал меня удерживать. Как бы то ни было, Всадник позволяет мне уйти, и я убегаю, чтобы в одиночестве пережить горе и ужас.

Глава 16

Я замедляю шаг, заметив несколько женщин, и среди них Фатиму и Тамару. С ними девушка, которую я спасла сегодня – та, что стреляла в Войну.

Она стоит перед одной из палаток, в окружении тех, кто встречал и меня. Ее штаны заляпаны кровью, хиджаб немного съехал набок, открывая полоску черных волос. Она обхватила себя руками и выглядит абсолютно несчастной.

Я подхожу к ним, влекомая любопытством и сочувствием. Новенькая встречается со мной взглядом, и я вижу, что она меня узнала.

– Ты – та девушка, что просила пощадить меня, – говорит она.

Не знаю, благодарна она мне за это или хочет убить…

– Как ты? – осторожно спрашиваю ее.

Девушка судорожно вздыхает, отводит глаза.

Я коротко улыбаюсь.

– Меня зовут Мириам.

– Зара, – говорит она.

Я перевожу взгляд на столпившихся вокруг женщин.

– Спасибо, но теперь я и сама могу ей помочь, – уверяю я их.

Женщины только рады. Их внимание требуется и другим новичкам. Мы остаемся одни, и я вновь поворачиваюсь к Заре:

– Итак, ты принесла клятву верности.

«Она совсем не такая, как я», – понимаю я вдруг.

Раньше я видела только наше сходство, но после битвы в Иерусалиме воинственный пыл покинул меня. Если бы Война не пощадил меня, свою жену, мое тело стало бы пищей для падальщиков.