Война

Германия, с одной стороны, уже не могла выиграть эту войну, но еще не готова была согласиться на предложенные условия. Ибо это были условия полной и безоговорочной капитуляции, а страна, все еще обладающая мощной и, прямо скажем, победоносной армией и пока ведущая боевые действия на территории противника, пойти на такие условия не может. По сути, весь последний месяц перемирие сохранялось только потому, что и немцы, и союзники по Антанте обхаживали нас. А точно ли Россия согласится продолжить войну? А ну как удастся склонить Россию к сепаратному миру? Не удалось. Англичане, скрипя зубами, согласились-таки отдать нам германскую Восточную Африку, правда, отрезав от нее заметный кусок. Ну да Дар-эс-Салам остался на отходившей к нам части, так что железную дорогу к порту проложить можно, а через озеро Танганьику организуем паромную переправу… Немцы же окончательно поняли, что на сепаратный мир с нами рассчитывать нечего и войны им вследствие этого не выиграть, но… наши с ними послевоенные отношения будут сильно зависеть от того, как они поведут себя в последний период войны. Так что 6 февраля переговоры прекратились и обе стороны разъехались по своим столицам. А уже 10-го полыхнуло…

Первый удар немцы нанесли во Франции, и он был достаточно силен. В историю он вошел под названием Компьенского сражения. Немцы ударили как раз на стыке французских и британских войск. А именно там, в районе Нуайона, и были отведены позиции нашему пехотному корпусу. И этот небольшой французский городок стал местом беспримерной русской славы. Шесть дней, с 10-го до вечера 15 февраля один русский корпус сдерживал наступление четырех немецких, последние три дня сражаясь в полном окружении из-за того, что державшие фланги русского корпуса английские и французские соединения были полностью разбиты и отброшены. Некоторые британские историки потом пытались объяснить это тем, что оборона русских поддерживалась, кроме корпусной артиллерии, еще и тремя полками крупнокалиберной артиллерии РВГК, и если бы, мол, британские корпуса имели подобное усиление, то они бы тоже… Но всяческие попытки умаления мужества и доблести русских солдат опровергались свидетельствами очевидцев, в том числе и самих немцев, а также фотографиями русских позиций, показывающими, во что превратились не только они, но и сама земля вокруг них к тому моменту, как немцам удалось-таки наконец их взять.

Тридцать две атаки понадобилось немцам для того, чтобы прорвать оборону русского корпуса. Артиллерия немецких корпусов использовала до конца запас снарядов, сосредоточенный для всего наступления, и понесла серьезные потери. Ну да к началу 1917 года полки РВГК уже собаку съели на контрбатарейной борьбе… При обороне Нуайона погибли около сорока тысяч русских солдат и офицеров и три генерала — командующий нашими войсками во Франции генерал от кавалерии Алексей Максимович Каледин, командующий корпусом Генерального штаба генерал-лейтенант Георгий Моисеевич Непиро и командир одной из дивизий генерал-майор Александр Федорович Бауэр. После окончания войны французы поставили всем погибшим два огромных монумента, в Париже и в самом Нуайоне, с надписью «Спасителям Франции» и еще около двух десятков памятников по множеству городов и весей. Потому что эта беспримерная оборона не менее чем на четыре дня задержала наступление всего немецкого фронта и французам с англичанами удалось подготовить оборонительные позиции в тылу своего рассыпавшегося фронта. Даже немцы оценили мужество противников. Для шестнадцати тысяч попавших в плен израненных русских солдат и офицеров они устроили отдельный лагерь на окраине живописного бельгийского городка Монс, лагерь, который в отличие от остальных лагерей военнопленных, больше напоминал курорт. Впрочем, возможно, дело было еще и в том, что немцы очень серьезно восприняли наш намек на свое поведение на последнем этапе войны, поскольку содержание всех русских пленных с февраля 1917 года резко улучшилось. Пленные же французские и английские солдаты сделали вывод, что «боши испугались русских».

Мы нанесли удар через неделю, сначала организовав переправку пленных австрийцев из сдавшихся в Прикарпатье австро-венгерских войск на, так сказать, стройки народного хозяйства. После распада Австро-Венгрии эти стройки испытывали большой недостаток рабочих рук, поскольку мы отпустили всех пленных венгров, словенцев, хорватов, чехов, словаков и боснийцев на родину. Немцы, как со столицей в Вене, так и со столицей в Берлине, остались трудиться. Вот им в помощь мы и перекинули еще соплеменников, которые до окончания перемирия содержались в лагерях неподалеку от линии фронта, чтобы их не требовалось вести из глубины страны. Большинство с радостью согласились поработать и заработать, поскольку по письмам родственников они прекрасно представляли, что творится у них в тылу. Пока переброска не закончилась и железная дорога не освободилась, мы наступление не начинали…