Война

Мы ничего не стали ей говорить. И все же в таких условиях опьянение долго не длится. Стоило мне один-два раза поблевать, и я полностью протрезвел. Мы были слишком напряжены, не могли себе позволить расслабиться, так сказать. Тем более приближалась ночь. Ночью все погружается в непроглядный мрак, и тревога усиливается. Сперва суп, как обычно. А потом в постель, но не Каскад. Он курсировал по коридору между окном и сортиром. И в тот самый момент, когда консьержка убавляла газ, переводя светильник в режим ночника, с обходом явилась Л’Эспинасс, которая прошла у него за спиной, сделав вид, будто его не замечает, после чего ненадолго задержалась передо мной.

— Это же вы, — сказал я ей. — Это вы?

Она ничего не ответила. Она простояла так еще где-то около минуты, наверное, после чего словно растаяла в темноте.

И тогда окончательно наступила ночь.

Каскад так и не стал ложиться, вместо этого он уселся на кровать. Мало того, он начал читать, он, кого раньше вообще никогда за чтением не видели. Он подсвечивал себе свечкой. Его сосед рядом и тот, что лежал напротив, были недовольны, и так уже двое без остановки стонали, а еще один постоянно просился помочиться. Пришла дежурная санитарка и задула его свечу. Однако он снова ее зажег. Было уже почти одиннадцать. Он прочел все газеты. И стал рыться на столе в центре, так ему хотелось почитать что-нибудь еще. Он опять зажег свет. И тогда марокканец-артиллерист с циститом, который лежал перед дверью и, как и положено пахану, храпел громче всех, швырнул свой костыль через всю палату в направлении свечи. Каскад встает и собирается начистить ему мурло. Хорошо еще до смертоубийства не дошло. Мат-перемат поднялся такой, что хоть святых выноси.

— Ладно, — говорит наконец Каскад, — раз так, тогда я пойду читать в сортир, там, по крайней мере, я не буду видеть ваши свиные рыла, а вы продолжайте дрочить, не останавливайтесь, не стану вам мешать, сборище пидорасов.

Он это сказал. И вот тут уже вмешивается старик обозный из 12-го, таких брали только в РТА[28], который лежал в дальнем углу с диабетом. Он поднимается с постели и с размаху кидает свою утку прямо поверх ряда из двадцати двух коек. Обрызганы были вообще все. Утка же угодила в окно. Прибежали две сестры, все притихли. А потом опять все по новой. В итоге Каскад, который все еще там оставался, [сваливает]:

—  Спать я больше не хочу, — говорит он. — И пошли вы все на хер.

Он снова пытается зажечь свечку.

—  Иди подставь лучше жопу, долбоеб, хе-хе, хоть бы этого урода поскорее расстреляли, чтобы он больше здесь не отсвечивал.

Вот как он им надоел.

После этого Каскад действительно отправился в сортир и сел там, потому что светильник в одной из кабинок горел всю ночь.

Было где-то около часа ночи.

—  Слушай, Фердинанд, у тебя ничего нет почитать?

Я поискал в комнате санитарок. Я знал, что они хранили книжки в коробке из-под шляпы. Нашлись Занимательные картинки[29]. Там лежали целые подшивки. Каскад забрал все, ничего не оставил. Он стал заядлым читателем, надо сказать.

—  Прикрой дверь, — сказал я, — вдруг кто-нибудь придет...

Он закрывает дверь. Проходит час, второй. Он по-прежнему сидит там, закрывшись, я предпочитаю не вставать, опасаясь, что опять поднимутся вопли.

Наконец над крышей напротив начал потихоньку заниматься рассвет... той, что была украшена множеством цинковых кружев.

И вдруг какой-то голос заставляет всех буквально подскочить на месте, это был совсем не громкий, похожий на женский, что странно для жандарма, но одновременно чрезвычайно настойчивый и не терпящий возражений голос из коридора перед входом в палату Сен-Гонзеф:

—  Здесь у вас находится рядовой Гонтран Каскад из 392-го полка инфантерии, не так ли?

— Он в сортире рядом с вами, жандарм, — громко выкрикнул в ответ артиллерист, лежавший по эту сторону дверей.

Хлопнула дверь.

Каскад вышел. Раздались звуки защелкивающихся наручников щёлк, щёлк.

Там был еще один легавый, который ждал в конце коридора.

Мы даже не успели толком увидеть Каскада, его лицо точнее. Было еще слишком темно.

Через четыре дня его расстреляли в военном городке под Пероном, куда на четырнадцать дней был направлен передохнуть его 418-ый пехотный полк.

***