Война

Мартинес ел суп и думал, что Чандра могла хотя бы притвориться расстроенной – все-таки любовника убили.

– Чем же? – спросил он.

– Помимо секса?

Когда Мартинес не улыбнулся шутке, она продолжила, пожав плечами:

– Болтал обо всем подряд. О еде, вине, увлекательнейших отчетах, подписанных им за день. И об искусстве. И всегда занудно. – В глазах Чандры мелькнули чертята. – Понравилась штуковина в спальне? Навевала сладкие сны?

– Я сразу от неё избавился. Джукс подобрал не столь угнетающую вещицу. А зачем в спальне Нараянгуру? Флетчер говорил?

Чандра демонстративно вздохнула.

– Мне пересказать его теории?

– Почему бы и нет?

– Ну, он говорил, что если когда-нибудь выберет себе религию, то станет нараянистом, потому что только они по-настоящему цивилизованны.

– То есть?

– Дай вспомнить поточнее. Я старалась в это не вникать. – Она скривила пухлые губы. – Кажется, потому что нараянисты считали, что жизнь это страдание. Всё истинное совершенно, прекрасно и бессмертно, но существует только вне нашего мира, и мы можем приблизиться к этому лишь через созерцание красоты.

– Страдание, – повторил Мартинес. – Гомберг Флетчер, неприлично богатый и невероятно знатный, верил, что жизнь это страдание. Что его жизнь это страдание.

Чандра покачала головой:

– Я тоже удивлялась. Может, он и страдал, но не при мне. – Она презрительно усмехнулась. – Конечно, он же весь такой возвышенный, вот и вообразил, что его страдание столь высоко, что остальным не понять.

– Теперь ясно, почему шаа убили Нараянгуру, – сказал Мартинес. – Если ты веришь, что иной мир существует и не можешь этого доказать, при этом полагая, что он более совершенен и реален, чем наш мир, существование которого легко доказывается, ты, безусловно, идешь против Праксиса и Легион справедливости распнет тебя, даже чихнуть не успеешь.

– Тут не только вера в невидимый мир. Еще и чудеса. Когда после казни Нараянгуру сняли с давно засохшего дерева – с аяки, она зацвела.

– Да, чудеса тоже вряд ли понравятся Легиону справедливости.

Вечером, устроившись на кровати с чашкой какао и глядя на мать, ребенка и кота, Мартинес представлял, как на этом же месте, созерцая жуткого Нараянгуру, сидел и думал о страдании Флетчер. Доводилось ли этому знатному пэру из чуть ли не самого прославленного терранского клана Империи действительно страдать и какое утешение он мог получить, глядя на окровавленного человека, привязанного к дереву.

По словам доктора Цзая, Флетчер добросовестно делал, что должен, но тяготился навязанной ролью. Он играл сноба, но не был им.

"Флетчер заполнял свою пустую жизнь формальностями и искусством, – думал Мартинес. – Он ничего не создавал – ни скульптур, ни картин, а просто собирал их. Даже его манера командования не несла ничего нового и оригинального; он лишь полировал умения и навыки экипажа подобно тому, как полируют старинную серебряную статуэтку.

Но он страдал. Возможно, понимая, насколько пуста его жизнь".

И Флетчер сидел, как сейчас сидит Мартинес, и смотрел на предметы, наполненные святостью в глазах других.

Мартинес решил, что хватит думать про Флетчера. Поставил чашку в сторону, почистил зубы и забрался под одеяло.

Глава 14

"Сопротивление" с инструкциями по созданию партизанской сети быстро разошлось среди жителей Заншаа. За ним последовали выпуски с небольшими заметками о самодельных зажигательных бомбах и пластиковой взрывчатке, что не представляло особого труда, а также о более сложном изготовлении детонаторов.

– Если хочешь учить народ работать с пикриновой кислотой, не забудь об оторванных пальцах, – предупредила Спенс.

Сула пожала плечами.

– Напишу, чтоб были осторожны.

Не может же она стоять у них за спиной, контролируя каждое движение.

Жаль, что не получится дать чертежи огнестрельного оружия.

К этому времени у наксидов появились изображения двух терранцев, сбежавших с места убийства лорда Макиша. Это были фотороботы, составленные, как подозревала Сула, по большей части со слов встреченной тогда классной дамы.

Портреты оказались совершенно неузнаваемыми и при этом были мужскими.

Суле даже захотелось обидеться. Да, фигурка у нее изящная, но не мальчишечья. Это заметно даже в рабочем комбинезоне.

Вероятно, все терранцы для наксидов на одно лицо, прямо как наксиды для терранцев.

Пока она рассылала "Сопротивление" по несколько тысяч за раз, на улице раздались крики и грохот. Она подошла к окну. Пытаясь скрыться от полиции, черноволосый терранец петлял между торговцами, но был пойман. Такими же терранцами. Был ли этот человек преступником? Очередным заложником? Обреченным на казнь лоялистом?

Сула видела, что эти же вопросы задают себе и люди на улице, хотя они и старались выглядеть равнодушно. Мир изменился. Раньше задержание было делом обыденным, но сейчас, когда властям требовались заложники, любой арест таил смертельную опасность.

Жители Риверсайда любили проводить свободное время на улице, а не в тесноте своих квартир. Теперь же каждый раз приходилось взвешивать, стоит ли рисковать жизнью ради глотка свежего воздуха.

"Пока наксиды у власти, страшно всем", – думала Сула.