«Не-е-е». — И кто-то сдержанно хохотнул, предвкушая услышать веселую историю.
«Так вот, едут кум Иван и кум Петро на рынок, каждый на своей телеге, дымят люльками и этак с ленцой перекидываются словами.
— Кум Петро, ты сколько горилки везешь продавать? — спрашивает Иван.
— Три литра… — отвечает Петро.
— И я три литра… А почем будешь продавать? — интересуется Иван.
— По рублю за стакан.
— И я по рублю… Слышь, кум, у меня есть рубль. Налей мне стаканчик попробовать твоей горилки.
Кумовья остановили коней. Иван уплатил Петру рубль, а тот налил ему стакан горилки. Иван выпил… Едут дальше, молчат, курят. Вдруг Петро предлагает:
— Кум Иван, а ну и ты продай мне на рубль горилки. Попробую твоей.
Опять остановились. Кум Иван наполнил из своего жбана стакан и спрятал в карман знакомый рубль. Едут дальше, молчат, сосут трубки, потом Иван опять просит:
— Продай, кум Петро, мне еще на рубль твоей горилки…
И так рублишко гулял между карманами Ивана и Петра, пока вся самогонка у того и у другого не была выпита…»
Бойцы, слушая младшего политрука Иванюту, вначале посмеивались сдержанно, чтобы не мешать рассказчику, а потом взорвались дружным хохотом, скаля белые зубы и сверкая оживленными глазами. И этот их молодой смех был настолько беззаботным, будто и не было войны, крови, смертей и не надо было постоянно опасаться бомбежки…
Подняв руку, Иванюта дал понять, что рассказ не окончен.
«Так вот, приехали кумовья на базар, а продавать нечего. Но есть у кума Ивана один рубль.
— Кум, — предлагает ему Петро, — пойдем в корчму да пропьем твой рубль!
Сказано — сделано. Пропили и этот рубль… Приезжают домой чуть теплые, предстают пред ясные очи своих жинок на праведный суд… А на второй день кум Петро, встретив Ивана, спрашивает:
— Кум, мы же пропили твой рубль. За что же тогда меня жена так безбожно отходила палкой?
— Может, ей моего рубля жалко? — пожал плечами Иван и застонал, вспомнив, как и его молотила жена».
Опять самозабвенный хохот заглушил урчание полуторки.
«А в чем же соль этой байки?» — посерьезнев, спросил Алесь Христич.
«В чем? — переспросил младший политрук Иванюта. — Неужели не ясно? — Хотя он и сам не очень понимал, какая особая мораль, кроме веселой нелепости, содержится в анекдоте, но стоял на своем: — Если ты, минометчик, едешь на базар, то есть идешь в бой, держи мины ближе к миномету, а не на телеге у кума. Понял?.. А если едешь с кумом продавать вино, слейте его в одну посудину и не надо вам двух телег».
«Темновато, однако смешно», — со снисхождением заключил все тот же Алесь Христич, чем вызвал новый взрыв смеха товарищей.
«Очень даже ясно, — вяло возразил Алесю Захар Завидов. — Если едешь на базар, не бери с собой даже рубля!»
И вновь сверкают белозубые улыбки на темных от загара лицах.
2
А Алесю Христичу уже было не смешно. Их маленькая колонна, выбравшись из леса, попала на хорошо накатанную грунтовку, пересекла железную дорогу и въехала на мост, соединявший два берега Днепра. К удивлению Алеся, Днепр оказался не таким внушительно-широким, каким он представлял его. Но важно другое: они уже на Днепре! Дальше этого места немцу не пройти — таково было мнение всех и его, Алеся. Значит, здесь собраны могучие силы Красной Армии…
Но пока никаких сил нигде не было видно. За мостом начиналось местечко — зеленое, разбросанное, каких в Белоруссии много. При въезде в местечко Алесь успел прочитать на указателе: «Копысь». И будто задохнулся от такого знакомого названия… Неужели тот самый городишко, близ которого село Оборье, куда вышла замуж сестренка Варя?.. А ведь здесь могут оказаться сейчас и его отец с матерью! Куда же им еще было убегать от немца, если не за Днепр, к Варе?.. Возможно… да-да, вполне возможно, что и Поля Шинкевич здесь, у своей сестры…
Алесь, кажется, боялся пошевельнуться, чтоб не нарушить течения своих смятенных мыслей, не вспугнуть робкой надежды на какую-то близкую радость… Но откуда ей взяться, радости, если вокруг такая кровавая кутерьма? Их машины уже миновали Копысь, повернули на юг. Обочины дороги изрыты воронками, в воздухе — тошнотворный запах, а вон справа, вдоль Днепра, людской муравейник: там рыли траншеи — очередной рубеж обороны.
Минутная надежда, поселившаяся было в сердце Алеся, стала сменяться давящей грустью, которая все нарастала, вызывая боль сердца от понимания того, как все сложилось трагично и как он беспомощен сейчас в своей человеческой судьбе.
Совершая марш-бросок за Днепр, минометная рота старшего лейтенанта Бутынина счастливо избежала бомбежек и обстрелов с воздуха, а затем была включена в один из ослабленных полков дивизии полковника Гулыги, которая в составе войсковой группы генерала Чумакова вырвалась из окружения и сейчас, заняв новый рубеж для обороны, приводила себя в порядок. Старший лейтенант Бутынин, как и полагалось в таких случаях, сдал в штаб списки личного состава, заполнил документацию о наличии оружия и имущества. Затем рота получила боевую задачу и занялась окопными работами, спешно готовя основную и запасные огневые позиции.