Война

— Не за себя прошу, за друга… — на мгновенье запнулся, кому я лгу?! — Подругу! Она пожертвовала ради меня жизнью, попала под удар Светлоликого и более не возродилась!

Серафим отгораживается скрещенными на груди руками. Крылья топорщатся максимально широко, скрывая наносимые на арку руны. Стыдно ему, что ли, за то, что приходится прибегать к столь презираемой ритуалистике?

Моргнув, не успел заметить, как вновь повернулась голова архангела. Тяжелый взгляд тельца давит на разум.

— Уходи!

Я хмурюсь. Такое вот, значит, оно — безоговорочное Добро?

Запускаю руку в инвентарь, попутно выворачивая разум в легкой шизофрении — перебираю предметы одновременно в сумке и в ячейках встроенного интерфейса. По-другому отыскать что-то в пространственном кармане сложно — его объем ограничен лишь переносимой массой, как бы дико это ни звучало. В моем случае — порядка полутора тонн…

Зачерпываю щедрую горсть кристаллов Демонических Душ.

Именно их жаждал Серафим-Привратник за открытие портала на Седьмое Небо. Больше двух лет в жару и холод стоял квестовый гигант в ожидании своего героя. Только вот вряд ли дождался — монополия на фарм Инферно у меня…

— Я могу заплатить! Помоги разыскать душу той, что отдала жизнь во имя другого!

Раскрываю ладонь, демонстрируя горсть тлеющих вулканическим пламенем кристаллов.

Серафим тяжело сглатывает. Он пытается отвести взгляд, но зрачки упорно срываются с поводков воли и возвращаются к вожделенным камням.

Клянусь всеми богами, он алчет! Архангел, борющийся с искушением!

— Уходи! — глухо произнес Серафим, кладя ладони на рукояти мечей и демонстрируя мне свой последний лик — львиный.

Тройное пренебрежение, облик зверя, намек на агрессию и потеря надежды. Вот что вышибает из меня зачатки смирения и толкает на путь силы!

Драгоценные кристаллы летят в воду, Адамантовая Длань самовольно обтягивает правую кисть, сверкающие клинки угрожающе блестят на солнце и отражаются в пугливо дрожащей воде. Артефакт возбужденно подрагивает и жарко шепчет на ухо: «По праву сильного — убей и возьми свое!»

Архангел вздрогнул. По львиному лику покатилась одинокая слеза.

— Сердце Светлоликого… Я служил этому богу в других мирах, еще до того как Хаос отравил его душу… Он поддался слабости и возжелал силы. Теперь и ты пошел по тому же пути. Артефакт изменит тебя, а ты изменишь этот мир. Еще один уничтоженный мир…

Бульк…

Очередная слеза высшей сущности скатилась с белоснежного хитона, кристаллизовалась в негранёный алмаз неведомых свойств и исчезла в ледяных водах Балтики.

Я посмотрел на свою ладонь, обтянутую в латную перчатку всесильного и неуничтожимого адаманта. Может, именно вокруг этого самородка когда-нибудь схлопнется в Черную Дыру реальность Друмира?

Мышцы предплечья сокращались без моего участия, перчатка звала и тянула вперед, методом тупого перебора подыскивая верные комбинации сигналов для нервных окончаний. Артефакт страстно желал добавить на свой счет очередную жертву и еще на шаг приблизиться к инициации. Когда-нибудь предмет подберет ко мне ключик, и я стану его безмолвной марионеткой…

Я боюсь того, что создал!

Закрыв глаза, что есть силы сжал кулак, представляя себя стотонным промышленным прессом. Я тебя породил, я тебя и убью!

Срывало пломбы физических ограничителей — мышцы игнорировали стоп-сигналы организма и развивали запредельное давление. Так мать поднимает и переворачивает автомобиль, спасая попавшего под колеса ребенка.

Кости слабее воли — кисть деформировалась, сминая и разрушая адамант наравне с хрупкой плотью.

Боль послушна воле. Адамантовые клинки прошивали ладонь и резали пальцы, но ощущение правильного поступка гасило страх и замораживало нервы.

— Остановись… Хватит… Ты уничтожил его… — донеслось сквозь вату сэлф-анабиоза.

Проморгавшись от мельтешащих цветных пятен, отмахнулся от пугающих сообщений интерфейса: криты, травмы, увечья и неработоспособность конечности.

А говорят, что себя невозможно убить… Глупцы!

Пошатнувшись — кровопотеря стремительно вымывала из организма хиты, я бросил в котомку комок смятого адаманта и заковылял к Гумунгусу. Покалеченная рука прижата к животу, шелковый шарф — подарок безымянной сестры милосердия — моментально пропитался кровью. Адамант — он такой, порезался — пластырем не отделаешься.

Домой! Скорей домой! Приставлю к своему телу пяток клериков, будут кастовать раз в минуту Великое Исцеление. Глядишь — через месяцок кровь свернется, а раны подзатянутся. Только бы сухожилья восстановились, рано мне еще ходить со скрюченной инсультом кистью…

Прихожу в себя от рева Гумунгуса и наждака его горячего языка. Оказывается, не дошел, срубился на полпути. Рухнул на колени в ледяную воду, уцепившись здоровой рукой за медвежью сбрую.

А с чего вдруг оклемался? Должен был истечь кровью и возродиться у себя в апартаментах…

И только теперь ощущаю на своем плече раскаленную длань Серафима. С натугой оборачиваюсь.

Архангел стоит с закрытыми глазами, шепчет молитву и бледнеет на глазах. В могучих крыльях бушует осень — перья срывает слабый ветерок и они кружатся вокруг нас, украшая воду белоснежными лодочками.