Война Алой и Белой розы

В опустевшей комнате наступила тишина. Ричард отошёл от двери, до которой проводил Эдуарда, пожелав ему покойной ночи, направился к камину. Там догорали последние угли. Поворошив их носком сапога, он негромко произнёс:

— Да смилуется Бог над этой несчастной страной.

— Аминь. — Бэкингем вышел из тени. Проглотив залпом вино, он оттолкнул пустой кубок и сухо добавил: — Хотя, с моей точки зрения, Небо помогает тем странам, — как и людям, — которые сами себе умеют помочь.

Ричард всё не отводил взгляда от камина.

— Я послал гонцов к Гастингсу. Наверное, скоро узнаем от него последние новости. Если всё в порядке, в следующее воскресенье доставим мальчика в Лондон.

— В воскресенье? — с интересом переспросил Бэкингем. — То есть в тот самый день, на который королева назначила коронацию? Прекрасно. Стоит людям хотя бы просто увидеть его, как все подозрения относительно переносов срока церемонии отпадут.

Ричард промолчал. Бэкингем, улыбаясь, вертел в руках кубок.

— Кузен, в незапамятные времена жил один человек, которого называли счастливым принцем. Всё ему удавалось. В ратных делах ему не было равных, в мирные времена люди благословляли его за справедливость. Это был всего лишь язычник, он боялся зависти богов и однажды швырнул в море драгоценный камень, чтобы порвать цепь удач самому — пока этого не сделали другие. Но Небеса отвергли подношение и возвратили владельцу его дар в брюхе большой рыбы.

В камине треснуло полено, подняв целый сноп искр, затем вырвался длинный язык пламени. Медленными шагами Бэкингем подошёл к Ричарду и слегка прикоснулся к его напрягшейся руке.

— Кузен, всё в ваших руках. Я — о короне.

Голос его прозвучал глухо, словно морская волна плеснула в расщелину скал. Помолчав мгновение, Ричард кратко бросил: «нет» — и отдёрнул руку.

Наверху послышались шаги и скрежет засовов — это хозяин запирал гостиницу на ночь. Вернувшись на прежнее место, Бэкингем взял свой плащ и двинулся к двери.

Посреди лба у него пролегла лёгкая морщина — то ли удивлён он был, то ли недоволен. Заметив это, Ричард улыбнулся и сказал:

— Не думайте, что я такой уж неблагодарный. То, что вы сделали для меня в эти последние несколько дней, я не забуду.

В ответ последовал довольный смешок и нетерпеливый жест.

— Неужели вы думаете, что я за этим приехал из Уэльса? Доброй ночи, кузен.

— Доброй ночи, Гарри.

В коридоре Бэкингема дожидался слуга, чтобы осветить ему путь к спальне. Негромко напевая что-то под нос, Бэкингем пошёл наверх.

Глава 17

Герцог Глостер въехал в Лондон со своим кузеном герцогом Бэкингемом и племянником-королём под звон колоколов и гром оваций. Грей, Воэн и Риверс были отправлены на север, в Йоркшир, где им предстояло ждать решения совета. Единственным напоминанием об инциденте в Стоуни-Стратфорде были горы оружия Вудвилов, которое везли во главе процессии. Все могли убедиться в намерениях королевы и её ближайшего окружения, увиденное вызвало у горожан бурю негодования. Ричард поместил племянника во дворец лондонского епископа — временную резиденцию юного короля. Один за другим сюда стекалась знать, чтобы засвидетельствовать почтение новому повелителю. Через несколько дней состоялась официальная церемония: лорд-протектор, собрав городские власти, лордов и высших служителей Церкви, привёл их к присяге. Была назначена дата коронации — должно пройти шесть недель. Те, кто спешно собирал в своих поместьях вооружённых людей, вздохнули с облегчением и отправили вояк по домам.

В середине мая Фрэнсис написал Филиппу, что даже флот, который сэр Эдуард Вудвил привёл в боевую готовность, чтобы перенести войну своей сестры с лорд-протектором на море, оказался ложной надеждой. Попытки сэра Эдуарда собрать суда в единый кулак полностью провалились — сначала вооружённые отряды, которые он послал на самые надёжные суда, принадлежавшие генуэзским купцам, как следует напоили, а затем взбунтовавшиеся хозяева взяли их в плен и, подняв якоря, двинулись на Лондон. К ним присоединились два Эдуардовых судна, команде которых — что офицерам, что матросам — Ричард обещал помилование. Сам же сэр Эдуард, сопровождаемый несколькими верными ему людьми, нагруженный сокровищами из Тауэра, которыми Дорсет предусмотрительно снабдил его, поспешно отплыл во Францию. Для Елизаветы Вудвил, тоскливо коротавшей дни вместе с дочерьми и младенцем — герцогом Йоркским — в Вестминстерском аббатстве, это означало конец всех надежд. Лорды и простые люди, служители Церкви и члены королевского совета недвусмысленно заявили о своей приверженности герцогу Глостеру, который появлялся на улицах Лондона не иначе как в сопровождении восторженной толпы, скандировавшей его имя. Об этом донесли Елизавете, проливавшей в одиночестве злые слёзы.