— У вас что, мозги свихнулись? Граф Уорвик отсюда в нескольких днях пути и к тому же направляется в сторону Лондона. И если только у него не выросли крылья, не вижу, как бы он мог сейчас оказаться в Йоркшире.
Сержант вспыхнул, но стоял на своём:
— Ваше Величество, где находится граф Уорвик, мне известно. Но мои разведчики наткнулись на какой-то отряд по эту сторону Лидса[56]
— главные их силы ещё в часе ходьбы, но авангард уже здесь, и он в темноте напал на моих людей. Поначалу они сопротивлялись, но потом вынуждены были отойти. — Ободрённый внимательным взглядом короля, он упрямо повторил: — Я уверен, сир, что это противник. Они хвастают, что схватят вас ещё до того, как вы доберётесь до графа Уорвика.— Стэнли? — спросил Гастингс с сомнением в голосе.
— Скорее Шрусбери, — как всегда флегматично откликнулся Риверс. — Стэнли от дома так далеко никогда бы не оторвался, по крайней мере, до тех пор, пока не был бы уверен, что Уорвик берёт верх.
Эдуард повернулся к брату:
— Дикон…
Но Ричард уже поднял полог палатки.
— Сейчас разберусь, — коротко бросил он и исчез в темноте.
Закусив губу и сдвинув брови, Эдуард смотрел прямо в глаза сержанту. В лагере было совершенно тихо, не было слышно ни звука.
— Ну, смотри, если ты наврал, парень, — угрожающе заворчал Гастингс.
— Оставьте, Уилл, — оборвал его Эдуард. Он неподвижно застыл в ожидании. При ярком пламени свечи волосы его казались огненно-рыжими, а на стены палатки падала тень от его широких плеч. В отдалённой церквушке ударили к заутрене.
Вскоре вернулся Ричард.
— Всё так, — сказал он, предвосхищая любые вопросы. — Разведчики взяли пленника. Нед, это Монтегю. Он сказал своим людям, что переходит на сторону Уорвика, потому что вы отняли у него Нортумберленд. И они дали салют в честь Ланкастеров.
Повисло тяжёлое молчание.
— Невил? — медленно проговорил Эдуард. И добавил почти шёпотом: — О Боже, каким же я был идиотом!
Резко повернувшись, он подошёл к столу и принялся механически приводить в порядок разбросанные бумаги; бегло просмотрев их, Эдуард небрежно сбросил все на пол. Находившиеся в королевской палатке вспомнили честное, серьёзное лицо Джона Невила; он так долго отстаивал интересы своего кузена, что казалось немыслимым представить его в образе врага, крадущегося в ночной темноте. Впрочем, ночь кончалась. Гастингс и Риверс принялись обсуждать возможные контрмеры, а Эдуард кружил по палатке, не сводя глаз с брата.
— Сколько у него людей?
— Больше, чем у нас, — спокойно ответил Ричард. — И вам это было известно, ещё когда вы велели ему трогаться. — Ричард запнулся было, но всё же продолжил: — Времени на подготовку у нас почти нет.
Эдуард нервно засмеялся:
— Ну да, на подготовку к сражению, которое почти наверняка будет проиграно. А тут как раз с тыла подоспеет Уорвик и закончит дело. Что-то мне не улыбается перспектива быть повешенным на перилах Лондонского моста. — Он посмотрел на сержанта, всё ещё ожидавшего приказаний. — Поднимайте людей, пусть отступают, кто куда может. Что же касается нас, господа, — он обвёл взглядом присутствующих, губы его искривила мрачная усмешка, — то, похоже, это не наш день. Собирайте всех рыцарей, кого только сможете: мы отбываем в Бургундию.
Меньше чем через четверть часа небольшая кавалькада уже скакала по дороге, идущей из Донкастера. В лагере царил страшный беспорядок: полусонные солдаты вскакивали с мест под истошные крики офицеров и топот копыт. Через некоторое время на месте недавнего лагеря короля появились передовые отряды маркиза Монтегю. Их взору предстали лишь перевёрнутые обозы да пустые палатки, с хлопающими на ветру пологами. Мародёры тут же принялись за дело, жадно потроша оставленное Эдуардом добро.
Не тратя времени на не успевших далеко уйти пеших солдат, Монтегю бросился в погоню за кузеном. Преследователи миновали Линкольншир и направились к Уошу, но беглецы опередили их, отплыв в Норфолк[57]
до того, как люди Монтегю приблизились к берегу. Поднялся сильный ветер, дождь стоял стеной, и утлые судёнышки, которыми воспользовались король и его свита, двигались к Норфолку буквально вслепую. У Линна они увидели покачивающиеся на якоре рыбачьи шхуны. Их сразу же купили, и уже через два дня король и его спутники огибали маяк Скегнес и выходили в бурные воды Северного моря. Их подгонял сильный береговой ветер, который нёс с собой ужасную вонь. Сидя у гакаборта[58] и прижав колени к груди, Филипп с отвращением произнёс:— Интересно, сколько же времени гниёт эта сельдь? Понимать это как приглашение к ужину?
Роберт Перси, которому были адресованы эти слова, ответить ему не смог. Он поднялся, перегнулся через перила: его тошнило. Шхуну бросало вверх-вниз: чтобы Перси, не дай Бог, не свалился за борт, Филипп крепко держал его за ноги. Отвернувшись от шпигата[59]
, он благодарил Бога за то, что на мгновение ветер подул в противоположном направлении.