Война Алой и Белой розы

Провинциальный дворянин и советник Ричарда, Уильям Кэтсби, его сын, о котором было известно только то, что он принял участие в сражении при Босворте, комендант Тауэра, сэр Роберт Брекенбери, Рэтклиф и Кендал погибли в бою. Эштон уцелел. По слухам, ему удалось бежать на север, в Ланкашир, к родственникам. Перси вынесли с поля его люди. Рассказывали, что его спина представляла собой кровавое месиво, словно по ней проскакала вся кавалерия Стэнли. Что касается самого Ричарда… тут охрипший голос слуги осёкся. Но он собрался с духом и продолжил. Искалеченного, истерзанного и раздетого донага короля привязали, как какого-нибудь вора, к лошади, на которую усадили его герольда. Вот так надругавшись над покойным королём, его доставили в Ланкастер. В течение двух дней тело лежало на голых камнях, под открытым небом, во дворе молельного дома. Только после этого монахам позволили похоронить короля в безымянной могиле.

На следующее утро, едва проснулись и подали голос первые птицы, Филипп уже знал, что следует предпринять.

Фрэнсис всю ночь то метался в лихорадке, то погружался в недолгий, беспокойный сон. Когда он пришёл в себя, Филипп заявил, что в Тичмарше ему не может быть обеспечен надлежащий уход. Это была правдоподобная отговорка. В действительности Филипп прекрасно знал, что в Англии существует только одно-единственное место, где его кузен может чувствовать себя в полной безопасности.

Для Фрэнсиса соорудили удобные носилки.

К моменту отъезда рана Хью почти совсем зажила. Он, с присущим ему упрямством, не соглашался ехать отдельно от Фрэнсиса.

Двигались они медленно, часто останавливались, чтобы передохнуть. Путь их лежал через пустынные равнины Кембриджшира на юг, к бенедиктинскому монастырю, расположенному в Колчестере. По мере приближения к цели путники всё больше ощущали солёное дыхание моря.

Под вечер брат Мартин, внимательно осмотрев раненого Фрэнсиса, сказал, что лечение займёт несколько недель. Филипп согласился — достаточно было взглянуть на кузена, чтобы понять, насколько были серьёзны повреждения.

Наутро Филиппу предстояло ехать дальше. Фрэнсис всё ещё был погружен в глубокий сон, действовала большая доза снадобий, поэтому попрощаться с ним не удалось. Он безвольно раскинулся на белоснежных простынях, дыхание едва было слышно. Временами казалось, что Фрэнсис мёртв.

Приор[165] обещал держать Филиппа в курсе всех событий. Филипп поблагодарил, но не успокоился. Как бы ни тревожился он о кузене, как бы ни хотелось задержаться — нельзя: надо было срочно отправляться в Оксфордшир, где его с нетерпением ждали.

Снова продвигались вперёд медленно — у Хью опять разболелась рука. До Ипсдена добрались только через неделю. У Филиппа не было никакой возможности увидеть сестру или хотя бы послать ей весточку. Она, наверное, сходила с ума — боялась за своего мальчика. Может, госпожа Алиса послала кого-нибудь из своих людей, вернувшихся в Уиллоуфорд после сражения, успокоить её. В Босворте из Ипсдена не было никого.

Гилберт оказался дома и встречал гостей в большом зале. Они с Филиппом перекинулись несколькими словами. Филипп спросил о здоровье Кейт и всех остальных. Гилберт, казалось, искренне, но довольно сдержанно выразил сочувствие по поводу случившегося. Вежливо поинтересовался, как дела у лорда Ловела. Узнал о его ранениях, заговорил о надежде на скорое его выздоровление. Всё это он произносил сдержанным тоном.

— Не скажите, Гилберт, досталось ему крепко, — возразил Филипп. — Уход за ним… — что-то заставило его сделать паузу, — уход за ним хороший, но встанет он ещё не скоро.

— В самом деле? А где он? Надо полагать, где-нибудь неподалёку от Босворта? — Гилберт с любопытством посмотрел на Хью. Тот ответил совершенно растерянным, непонимающим взглядом. Филипп демонстративно отвернулся.

— Пожалуй, не слишком далеко, братец Гилберт, — ответил наконец Хью. — Ехали мы довольно долго, хотя сколько точно — не скажу. Меня самого немного поцарапало, так что в голове всё смешалось.

Гилберт коротко кивнул. Он отправил сводного брата к матери, которая была в своём будуаре. Хью двинулся неуверенным шагом, ссутулив плечи. По его походке можно было с уверенностью сказать, что молодой воин, только вернувшийся с поля брани, был измучен до предела.

Филипп не сделал ни малейшей попытки последовать за ним. Постепенно становилось ясно, что в доме Гилберта Секотта им не рады. Нетрудно было понять причину сдержанного отношения. Филипп слегка покраснел. Он хорошо помнил, что раньше здесь всегда встречали с распростёртыми объятиями. Поэтому он поспешил раскланяться.

На прощанье Филипп сказал:

— Хью, разумеется, на некоторое время останется здесь, под присмотром матери. С вами, Гилберт, я свяжусь позже. Надо будет поговорить о дальнейшей службе мальчика в Уиллоуфорде. — На пороге он не удержался и с горечью добавил: — Собака, которую вы подарили, всё ещё у меня. Она великолепна! И знаете, такая верная: надолго я никогда не уезжаю, но она всякий раз встречает, словно меня десять лет не было дома.