Война амазонок

– Ваше величество, – возразила принцесса с необычайной кротостью, – не с нынешнего дня вам известны мои желания по этому предмету. Полтора года тому назад вы уже знали, за кого я хотела выйти замуж. Мои чувства не переменились.

– Но ведь это безумие!

– Вот видите, ваше высочество, я вас предупреждал, – сказал кардинал, – и вы напрасно ручались за покорность вашей дочери.

– Признаюсь, я неосторожно обещал предоставить ей полную свободу в выборе мужа.

– Но к чему вы это придумали, любезная племянница, – опять заговорила королева, – зачем вы выбираете мужа, который так стар, что может быть вашим дедом?

– А за другого я не пойду.

– Ну что это за прихоть!

– Напротив, – возразил Мазарини, – я очень хорошо понимаю желание ее высочества и нахожу, что, в сущности, ее честолюбие очень благоразумно.

– Господин кардинал! – воскликнула укоризненно королева.

– Ваше величество, – сказал министр с уклончивостью, которая всегда ему так много помогала, – я нахожу, что насилие над наклонностями принцессы не приведет к добру. Поскольку ей угодно быть женой императора – ведь речь, кажется, идет об императоре?…

Луиза грациозно кивнула своей прекрасной белокурой головкой.

– Да?… Так мы и постараемся сделать ее императрицей Германии.

– Но это сумасшествие! – воскликнула Анна Австрийская. – Иначе нельзя объяснить это упорное желание стать женой самого старшего государя в Европе. По его летам от него нельзя ждать ни счастья, ни радостей! Все это – недостойная комедия, за которой она хочет скрыть любовь к другому.

Луиза бросила на королеву злобный взгляд, подобный острому кинжалу. Этот взгляд королева не заметила и вполне понял хитрый министр. Принцесса встала и с глубочайшей почтительностью склонилась перед своей государыней в ожидании приказания удалиться.

– Поистине, любезный брат, я вам удивляюсь, – воскликнула королева, – она дочь ваша, а вы терпите все ее безрассудные выходки!

Принцесса покраснела и еще ниже наклонила голову.

– Уходите, сударыня, уходите вон! Избавьте меня от вашего присутствия и ждите дальнейших приказаний в ближайшей зале.

Произнеся эти жесткие слова, королева встала и в сильном волнении вышла в другую комнату.

Герцогиня де-Монпансье вышла и в зале увидела лотарингского кавалера, который по се совету был принят на службу Гастоном с приказанием всюду сопровождать принцессу.

– Господин Жан д'Ер, – сказала она, поспешно подходя к нему, – вы недавно поступили на службу к моему отцу, но если я не ошибаюсь в людях, то мне можно при надобности положиться на вас.

– Приказывайте. Я молод, хочу пробить себе дорогу и не достиг еще возраста, когда умеют быть изменниками.

– Вы должны сейчас же оставить дворец и отыскать герцога де-Бофора, где бы он ни был.

– Будет исполнено.

– Хорошо, тогда вы ему скажете: «Во что бы то ни стало – слышите? – во что бы то ни стало надо освободить принцев из заключения!»

– Это сделано.

– Как сделано?

– В настоящую минуту герцог де-Бофор едет в Гавр, предводительствуя отряд храбрейших удальцов. Когда мы недавно расстались с ним, он поспешил присоединиться к своим.

– Так это он защищал нас и провез до Нового моста?

– Полагаю.

Принцесса немного подумала, потом, подавая руку молодому человеку, сказала:

– Господин Жан д'Ер, постарайтесь следовать за герцогом всюду, где он будет, не оставляйте его одного ни на минуту. Если он будет драться, поддерживайте его своей шпагой, а если смерть ему будет угрожать…

– Так я подставлю грудь за него, уж это я вам обещаю.

– О, какое у вас благородное сердце!

Принцесса подала ему обе руки. Гонтран поцеловал их с пламенным самоотвержением, овладевшим его душой под влиянием доверия, которым его удостоила прекрасная принцесса. Он ушел. Принцесса повернулась и в испуге остановилась как статуя. Перед нею поднялась портьера, не замеченная ею в углу комнаты, и появился человек, низко раскланивающийся.

– Герцог де-Бар! – воскликнула она, едва переводя дыхание.

– Ваше высочество, – сказал герцог, подходя к ней по всем правилам этикета и говоря так тихо, что звуки его голоса едва долетали до ее слуха, – если вы этого желаете, то я нем и, главное, совершенно глух.

– Если что-нибудь докажет мне, что вы что-нибудь слыхали, то считайте себя мертвецом, – сказала она высокомерно, и в глазах ее мелькнули грозные молнии.

В эту минуту Гастон вышел от королевы и, взяв дочь под руку, молча повел ее из дворца.

Когда они, сидя в карете вдвоем, ехали по дороге в Люксембург, герцог Орлеанский произнес сквозь зубы:

– Какая же вы дура, дочь моя!

– Королева нанесла мне жестокое оскорбление.

– Но вы не догадываетесь даже, какого мужа она хотела вам предложить!

– Предложить и дать – это большая разница.

– Кардинал понял наконец, что все его бросили; он боится, чтобы его не убили; он в ужасе, что принцы будут освобождены. Этот страх заставил его кинуться в наши объятия. А теперь по вашей милости он попадет, без всякого сомнения, в руки коадъютора.

– Но чего же он хочет?

– Он хотел сделать вас королевой Франции.

– Как, я была бы женой короля Людовика Четырнадцатого?

– Время еще не ушло.