– Вы присоединили меня к вашей партии, господин кардинал, и, следовательно, подвергаете меня ненависти принца Кондэ, который, по освобождении из тюрьмы, придет в бешенство и будет только хлопотать о том, как бы погубить меня, покончить со мной.
– Он не будет освобожден, – произнесла королева резким тоном, свойственным женщинам, когда воля их непреклонна.
– Кто знает? – сказал Мазарини, пожимая плечами. – Царственное милосердие так велико!
– Чего желаете вы, монсеньор? – спросила королева.
– Признаюсь вам, государыня, если вы дадите высокое положение одному из моих друзей, то это предохранит меня от мести принцев.
– А этот друг, конечно, герцог Бофор, – заметил Мазарини.
– Действительно так.
– Вы желаете, чтобы он получил после смерти своего отца звание начальника морских сил Франции? Он будет генерал-адмиралом, я вам это обещаю от имени короля, – сказал кардинал.
– А вы получите кардинальскую тиару, – добавила королева.
– Теперь мы рассмотрим ваш план примирения.
Коадъютор предвидел этот вопрос и, вынув из кармана четырехугольную бумагу, разложил ее на столе перед королевой, это был план Парижа. По крайней мере, полчаса прошло за рассматриванием улиц и площадей столицы; отмечались места, наиболее угрожавшие правительству, назначалось, где расставить караулы, а где для предотвращения мятежа собрать войско.
Коадъютор предвидел необходимость отразить удар при распространении известия, что он перешел на сторону двора. Если он сам умел в случае надобности возмутить Париж, то небезызвестно ему было, что господа члены парламента тоже не упустят случая покричать: «Караул! Измена!» – и возмутить чернь против перебежчика.
На том и окончилось свидание. Мазарини еще раз обнял своего врага.
Гонди удалился, кланяясь с таким смирением, какое только осталось у него в запасе от захватившей его радости и торжества.
Когда он ушел, Мазарини подождал несколько мгновений, потом повернулся к королеве и сказал, указывая на дверь:
– Он лжет!
– Что вы хотите этим сказать?
– Объясню это вашему величеству позже, а теперь прощайте.
– Что вы будете делать?
– Буду работать, чтобы укрепить корону, которую этот проклятый поклялся разрушить в свою пользу.
– Но послушайте, кардинал…
– Прошу простить меня, время не терпит.
Анна Австрийская не стала задерживать своего министра, которому верила полностью.
Коадъютор, откланявшись королеве, вышел из Пале-Рояля так же таинственно, как и вошел. Кому удалось бы видеть его в этой прогулке, тот удивился бы, с какой быстротой и ловкостью он шел по этим улицам, наполненным зловонным запахом болот. Он не шел, а точно летел на крыльях надежд – кто головой досягает лучезарных небес, тот, конечно, не обращает внимания на то, что ноги его касаются грязи. Он остановился около человека, стоявшего у входа на Новый мост.
– Завтра в полдень мне нужен бунт на рынке, – сказал Гонди отрывисто.
– Тут трудного ничего нет, – был ответ.
– Чтобы один крик господствовал: «Долой Мазарини!» Это должно быть убедительно настолько, чтобы завтра же вечером кардинал убрался из Парижа.
– Но он убрался, монсеньор.
– Что это значит, Мизри?
– Вы ушли в одну дверь, а кардинал в другую.
– Кто вам сказал?
– Человек, который шел скорее вас. Он по моему приказанию день и ночь караулит его.
– Куда он уехал?
– Он сел в почтовый экипаж и помчался во весь опор. Коадъютор, не обращая внимания на своего таинственного поверенного, в раздумье пошел по направлению к набережной Люнет.
«Он притворился, будто покинул Париж, – думал коадъютор. – Но это для того, чтобы внушить мне полное доверие, а, в сущности, он уехал не дальше Рюэля».
Он остановился, Мизри подошел к нему.
– Все так, – сказал он поверенному, – бунт не помешает завтра, только надо его произвести четырьмя часами раньше и распространить до стен Пале-Рояля.
Глава 17. Дорожные впечатления
Увидев неудачу предприятия на улице Дракона, госпожа Монбазон скрылась. Бофор же скоро присоединился к небольшому отряду под предводительством госпожи де Лонгвилль и Мартино. Они благополучно выехали из Парижа: у герцога были друзья в народном карауле, стоявшем ночью у заставы.
Дорога в Гавр была короче, если ехать на Сен-Дени и Понтоаз в Руан, а не на Сен-Жермен и Мант; по этой дороге можно было избежать Рюэля, где стоял сильный гарнизон, преданный кардиналу.
Небольшой отряд проехал уже Сен-Дени, когда вдруг погнался за ним десяток всадников. Бофор остался в арьергарде, расставив в порядке своих воинов, амазонок поместил в центре.
Всадники подъехали, и их предводитель направился прямо к Бофору.
– Ваше высочество, это я, Ле Мофф, – сказал он самоуверенно.
– А! Так это ты? Очень рад: я не надеялся уже встретиться с тобою.
– Я сказал, что теперь принадлежу вам, понятно, что я поспешил присоединиться к вашему отряду.
– Вперед! Не будем терять времени.
Они поехали мелкой рысью и на рассвете прибыли в Маньи.