Война амазонок

Мансо дошел, таким образом, до Сент-Антуанских ворот и тут увидел какую-то странную процессию необыкновенных людей, одетых большей частью в костюмы мифологических времен. Впереди них ехало на осле нечто вроде огромнейшего брюха, ярко размалеванного и перепачканного гущею. Каждую минуту оно наливало из ведра в большой жестяной стакан напиток, который проворно выпивало при шумных рукоплесканиях толпы.

– Что бы это значило? – спрашивал себя бедный Мансо, вырвавшийся из дома сумасшедших.

За процессией бежало множество ребятишек, вооруженных инструментами, приспособленными для того, чтобы производить побольше шуму: черепками, старыми кастрюлями, заслонками. К звону и стуку добавлялись голоса парижских мальчишек.

«Это масленица!» – понял синдик.

Толпа ребятишек, как бы в подтверждение такой догадки, мигом окружила его и, пораженная необыкновенным костюмом, шумно приветствовала как члена забавной процессии.

Мансо воспользовался благоприятным случаем и примкнул к процессии, надеясь, не возбуждая особенного любопытства, двигаться по улицам Парижа. Когда его спутники достигли центра города у самой Сент-Мартенской улицы, он покинул товарищей и проворно побежал знакомыми переулками на рыночную площадь.

Еще несколько минут – и он уже на улице Потри.

Дом его заперт. Что было сил стучал он кулаком по двери: никто не выходил отворять. Многие из соседей высматривали из-под своих навесов, удивляясь, что это за великан в соломенной одежде, словно дикарь с необитаемого острова?

«Видно, ушли в лавку», – подумал Мансо и поторопился туда же.

Но у него недостало мужества показаться в дурацком костюме в том месте, где он пользовался особенным почетом. Стыдясь своей одежды, он пробирался в тени домов, издалека высматривая свою лавку.

Но и в лавке никого не было. Мимоходом ему удалось услышать отрывочные толки, и тогда он понял значение уличной суматохи.

– В ратуше бунт, жена моя, конечно, там.

Он надвинул на глаза соломенную шляпу и поспешил туда, не обращая внимания на крики, возбуждаемые его костюмом.

Благодаря сильным кулакам он опередил толпы, всходившие на лестницу ратуши, и когда вступил в залу с народом, сбежавшимся на крики принцессы, тогда мигом возбудились в нем прежние симпатии к фрондерам. Любовь к Бофору проявилась во всей силе, и он первый схватил Ле Моффа за горло. Когда же Бофор узнал его и назвал по имени, он отвечал:

– Точно так, ваше высочество, это я. Я – Мансо, которого прежде отправили в Бисетре, потом заперли в Шарантоне, потому что я потерял было рассудок. Но теперь я опять здоров, чтобы вполне поправиться, позвольте мне задушить этого молодца. Надо нам с ним уладить старое дело.

– Не трогай его. Этот человек должен быть передан в руки правосудия.

– Правосудия? Нет, таких разбойников просто вешают.

– Да, да, на виселицу убийцу!

Бандит побледнел, он видел на всех лицах такую ярость, что поневоле встревожился насчет развязки комедии, разыгранной его непонятным товарищем.

– Нет, я этого не хочу! – крикнул звонко Бофор, вырывая Ле Моффа из рук тащивших его.

– Но что же вы, ваше высочество, хотите с ним делать?

– Я хочу, чтобы его формально судили и допросили, узнали бы у него имя человека, который подкупил его.

– Да, мы сейчас допросим его, а потом и повесим, – сказал Мансо.

– Нет, говорю вам, я хочу, чтобы его судили. Как вы будете его допрашивать? От такого закоренелого удальца трудно узнать истину, он, пожалуй, ничего не скажет.

– Ваше высочество, – сказала принцесса, подходя к Бофору, – на площади показались солдаты, они, вероятно, идут на подмогу тем, которые присланы арестовать вас.

– Арестовать нашего герцога! – воскликнули окружающие.

– Да, друзья мои, меня хотят арестовать, видно, обвиняют в каком-нибудь преступлении.

– Этому не бывать.

– Да как мы это позволим! – крикнул Мансо, выпрямляясь во весь рост и придавая голосу всю его громадную звучность.

– Нет, не позволим! Ну, ребята, дружнее бросимся на мазаринистов.

– Подождите минуту, друзья мои, – сказал Бофор, – прежде увидим, что будет, очень может случиться, что эти солдаты не имеют против меня дурных намерений.

– И то, правда, – подтвердили самые благоразумные.

– А как бы узнать, где те люди, которые намерены арестовать вас? – спросил Мансо, выхватив дубинку у соседа и помахивая ею над головой так грозно, что у самых смелых пропадала охота связаться с ним.

– Вот с этой стороны, – сказала принцесса, – указывая на дверь, ведущую к внутреннему выходу.

– Смерть телохранителям! – крикнули самые задорные.

– Остановитесь! – сказал Бофор повелительно. – Я не хочу, чтобы были беспорядки. Господа телохранители должны исполнять свою обязанность. А вы в это время проводите этого молодца в Шатле. Пускай двадцать человек отделятся из толпы и сопровождают его дорогой. Я беру с них честное слово, что они сохранят ему жизнь, ведь для нас очень важно узнать истину.

– Кто может ручаться, что среди такого множества людей нет изменников-мазаринистов? – сказал кто-то в толпе.

В эту минуту дверь, указанная принцессой, отворилась, и показался маркиз де Жарзэ во главе отряда телохранителей.