Война Бешеного

— Слышь, Витя, чего он тут гонит! — возмутился тот, что с дубинкой. — Вроде угрожает нам, да?! Ты, наверное, еще не понял, с кем дело имеешь? Падла, еще учить нас удумал! — Он заметно себя взбадривал.

Милиционер замахнулся дубинкой на Бешеного. Савелий давно ждал подобных действий. Он сидел на деревянном полу КПЗ явно в невыгодной для себя позиции: в тесной камере, против двоих, превосходивших его в весе килограммов на тридцать; эти двое в тяжелых кирзовых ботинках представляли реальную опасность.

Омоновец, замахнувшись дубинкой, был уверен, что Савелий деморализован и испугается: закроется рукой, отшатнется, но Бешеный был готов к отпору, более того, он отлично знал, как это делается.

Савелий не стал дожидаться, когда замах завершится ударом, а упреждающе напал сам. Он махнул правой ногой — носок его ботинка с силой ткнулся в пах омоновцу. Тот выронил дубинку и упал на колени, нечленораздельно мыча от боли в мошонке.

Савелий уже был на ногах. Не дожидаясь, пока второй омоновец догадается что-то предпринять, Савелий резко крутанул «мельницу» и уложил Витька на пол рядом с первым, нанеся ему удар каблуком прямо в висок. Затем наступил черед первого: его тоже необходимо было нейтрализовать полностью, иначе он мог бы позвать подмогу. Бешеный ткнул его своим излюбленным ударом концами пальцев под левое ухо, и тот свалился мешком под ноги Савелия.

Надев на них наручники, которые висели у милиционеров на поясе, Бешеный заткнул им рты какими-то валявшимися в углу тряпками, отобрал у Витька свой бумажник, осмотрел его — все деньги и документы были на месте, — осторожно отворил дверь камеры и вышел в коридор. Неподалеку он увидел другую распахнутую дверь, из-за которой раздавались женские стоны: это омоновцы, видимо коротая время, смотрели по видику порнуху.

Чтобы выйти на улицу — а там, это Савелий точно знал, его уже ничто и никто не смог бы удержать, — надо было пройти мимо этой распахнутой двери.

Ему оставалось надеяться только на исключительные способности, которые он получил от Учителя вместе со своим Посвящением. Савелий сосредоточился на том, чтобы представить себя невидимым. Потом мысленным усилием послал этот образ в комнату с отдыхающими милиционерами. После чего, удерживая свою «невидимость» в голове, спокойно пошел по коридору. Минуя комнату отдыха, Савелий не стал смотреть внутрь — если бы он встретился глазами с кем-нибудь из находившихся там людей, то все его внушения пошли бы насмарку. А так, по-прежнему не спеша, он с независимым видом пересек все отделение милиции — и даже дежурный на входе не окликнул его.

Оказавшись на улице, Савелий позволил себе расслабиться. Он несколько раз глубоко вдохнул насыщенный влагой мягкий питерский воздух, потом, заметив дерево, подошел к нему, приложился к стволу ладонями — подобные упражнения с «невидимостью самого себя» отнимают даже у опытных людей много сил и духовной энергии.

Вскоре Савелий почувствовал, что снова пришел в норму. Он направился к ближайшему проспекту, чтобы там поймать машину и побыстрее убраться от места, где ему грозила немалая опасность. То, что он сделал с омоновцами, было серьезным правонарушением, и Бешеный знал наверняка, что теперь в Питере его будут усиленно искать. Если и не весь ОМОН, то уж точно те двое обиженных засранцев.

Ни в коем случае нельзя было оставаться в гостинице — омоновцы могли видеть гостиничную карточку и, несомненно, не забыли его фамилию. Возвращаться в Москву он не хотел: не к лицу ему возвращаться с задания без результата. Да и глупо было сейчас показываться на вокзале — ему вполне могли устроить там засаду. Самое разумное: залечь где-нибудь на дно и переждать денек-другой, пока не спадет ажиотаж вокруг его персоны. А там… другие появятся и про него уже и не вспомнят.

Савелий перебрал в уме всех своих однополчан по Афганистану, которые жили в Питере. Ни один из них — а их набралось всего четверо — не подходил Бешеному. Двое были люди семейные — а подвергать их жен и детей пусть и маловероятной, но опасности Савелий не хотел; а те двое, что жили в одиночестве, были по-человечески от него далеки, и он не был уверен, что его проблемы могут быть правильно поняты ими.

Во всяком случае он решил, что вначале обратится к Алене, и если она не захочет или не сможет ему помочь, то тогда уж отправится к Николаю Самойлову, бывшему командиру соседнего с ним отделения в Афганистане. Тот, правда, был женат и имел уже почти взрослого пацана, но он помнил Николая по своей второй ходке в Афган и знал, что тот, ни о чем лишнем не спрашивая, всегда поможет ему, о чем бы он ни попросил.

Доехав на частнике до улицы Марата, Савелий нырнул в полутемный проходной двор и задворками вышел в Кузнечный переулок. Отыскав место, где телефон-автомат располагался вне освещенного пространства, Савелий снял трубку и набрал Аленин номер. Шел третий час ночи, но он почему-то был уверен, что Алена в такое время обычно не спит. Важно было, чтобы она оказалась дома.

Он не ошибся: Алена еще не ложилась.

— Алло, это я, Сергей… Ничего, что так поздно?