Подчиняясь руководящим посылам куда более образованных в географии девушек, я вскоре вывел нас на трассу, от чего скорость увеличилась прямо как на озере. Тут мы и догнали несчастную «копейку», водила которой чуть не уехал в кювет, когда на скорости километров в пятьдесят в час (я напрягся), к нему в окно постучалась Вероника, как обладающая наименее броской внешностью. Дождавшись, пока водитель выплюнет чуть было не проглоченный окурок, она осведомилась у него о дороге на аэропорт, и тот, матюгнувшись, ткнул пальцем. Мы вновь поскакали по диким буеракам.
Плавно выползающий на взлёт ИЛ-76 стал такой усладой для глаз, что даже понурый Вася заулыбался, когда девчонки его начали трясти и кричать в уши, что сейчас всё будет хорошо. Я снова поднажал, чувствуя одновременно и прилив сил, и растущее изнутри напряжение. Прорыв чуть ли не на тысячу километров с грузом явно был не тем, к чему были готово мои тело и сознание.
Совсем не тем.
Технически, по всем исследованиям, тестам и экспериментам, проведенным надо мной товарищем Молоко, уставать в форме тумана я не умел. Это было, как однажды она обозвала, натуральное существование «призрака». Уставать было нечему. Но не источнику, который я, прыгая с место на место с внушительным грузом аж в три с половиной человека, напрягал и напрягал. Это дало о себе знать почти в самый ненужный момент.
Распластавшись по боку старого заслуженного советского трудяги ИЛ-а, я еле-еле поймал себя на импульсе, чуть было не заставившим меня полностью расслабиться. Превратиться в облачко, роняя подопечных на бегущую под нами взлетную полосу. Вцепившись что было сил в фюзеляж ИЛ-а, я тихо взвыл вслух, чувствуя нарастающую внутри болезненную пульсацию. Моя неосапиантская составляющая начала вести себя как дикое животное, попавшее в капкан — неистово дёргаться в попытках получить покой и отдых.
— Витя, что с тобой? — Кладышева всегда была чуткой до изумления.
— Я… тебя… к стеклу… — прокряхтел я, — Стучи… пилотам. Пусть… откроют.
— Отлипай! — тут же всполошилась она, — Отлипай, Витя! На следующем улетим!
— Нет! — почти теряя сознание, выдохнул я, — Делай!
— Там гидравлика! — взвыла подслушивающая Янлинь, — Разница в давлении! Не смогут открыть!!
— Мы… еще… не… набрали… скорость! — выдавил я, — Быс-трее!
Пульсация изнутри нарастала и нарастала, а я, медленно перемещая Веронику к кабине пилотов, понимал, что плана «Б» нет. Я могу прямо сейчас всех приклеить к самолету на два часа, но где гарантии, что за это время они не окажутся в зоне действия ограничителя⁈
Наверное, это смешно, когда снаружи в самолет долбится орущая девчонка, но только в комедийных фильмах. Охреневшие пилоты немо разорались в ответ, на их вопли прибежал совсем уже седой дядька, штурман, наверное, весь этот коллектив начал размахивать руками и орать друг на друга и на Веронику, но шасси уже оторвались от земли. Я держался прямо как завещал Медведев, буквально на чистой воле, да еще и вцепившись в одно крыло, но моя умненькая девушка уже жестами что-то напоказывала истерящим мужикам, после чего седой таки метнулся внутрь, к двери.
Как я открывал дверь, как переправлял внутрь ребят, особо-то и не запомнилось. Момент, когда, выгрузив всех под лютые маты седого, я начал вползать сам, тоже был как будто в полном бреду. Зато потом, приняв человеческую форму и улетая в бессознанку, я целиком и полностью понимал, благодаря чему у меня получилось осуществить все эти фокусы.
Там на взлетной полосе, остававшейся за хвостом самолета с перенервничавшим экипажем и «зайцами», оставалась группа людей, человек сорок, может быть даже шестьдесят. Они, появившиеся прямо на асфальте взлетки в слабой вспышке голубого света, и послужили тем самым стимулом для трудового подвига, который я таки сумел выполнить…
В себя я пришёл уже слегка одетым, лежащим на мягком, с сидящим у меня на пузе сосредоточенным Данко, пристально следящим за тем, чтобы меня никуда не укантовало. Боль, слабость и тошнота боролись внутри клубком взбешенных кошек или обездоленных вебкамщиц, но я нашел в себе силы улыбнуться бедному пацану. Тот, заметив мои лицевые судороги, тут же разорался, привлекая внимание населения самолёта.
— Витя! Ты живой⁈ — тут же потребовала ответа Вероника, появившаяся в компании того самого седого мужика, — Ты с нами?!!
— Отно-сительно… — проскрипел я, цепляясь рукой за какую-то сетку, вроде камуфляжной, — Ч-что у нас…
— *б твою налево сука бл*! — выдал седой, наклоняясь надо мной и близоруко щурясь, — И этот шпана шпаной! Детский сад, бл*ть!
…а потом грязно и от души выругался матом.
Пока я лупал глазами, подползшая Янлинь сухо и быстро ввела меня в курс дела. Без сознания пришлось проваляться около трёх часов полёта, сам самолет летит в Питер, а по радио передали, что на норильский аэропорт была совершена атака группы враждебных СССР неосапиантов, угнавших другой ИЛ-76. Взлетевший угнанный самолет на радарах не появился, так что есть подозрение, что он следует нашим курсом.