С линии разведчиков было видно, как поспешно борцы за «истинную веру» бежали со своих позиции, бросая оружие и снаряжение, налегке пытались отбежать как можно дальше. Боевики старались как можно быстрее уйти на безопасное расстояние, недосягаемое для российских пуль, но как только появлялись на открытом пространстве, сразу же попадали под огонь разведчиков. Расстояние было велико, но сосредоточенный огонь, хоть и вымотанных подъемом в гору и боем российских легионеров, был безжалостным. Духи, как будто давая возможность специально осуществить акт мести, выбегали на открытое пространство по одному с интервалами, одиночные фигуры, попадая под сосредоточенный огонь падали, потом ползли какое-то время по инерции, надеющегося на спасание тела, и когда оно замирало, появлялся следующий и все повторялось.
Ситуация поменялась, и теперь наступающие превратились в охотников, которые с азартом хищников, не знающих жалости к жертве, расстреливали фигурки в робах песчаной окраски, убегающие в сторону противоположной горной гряды. То обстоятельство, что боевики были уже без оружия, не никого останавливало. Это была расплата за то нервное напряжение вызванное опасением быть подстреленным при сближении с позициями, на которых ещё недавно находились эти робы.
Бой закончился. Ещё не остывшие после штурма, не бритые и уставшие «солдаты удачи» бродили по позициям, собирали трофейное оружие, обыскивали труппы игиловцев, в поисках документов и электронных носителей, и материли защитников рубежей Исламского государства, уже начинавших к тому времени коченеть под воздействием знойного ветра гор, за пустые карманы. Параллельно началась подготовка позиций для обороны на случай контратаки.
Мартин стоял у каменной шапки на вершине и смотрел вниз на прилегающую к хребту пустыню, отмечая про себя, что все углубления и каналы, которые при выдвижении к вершине казались укрытием, с этого места почти сливались со всей остальной равниной.
«Наша жизнь это сплошной парадокс и самообман. Когда поднимались, казалось, что эти выступы это укрытия. На самом деле с этого места просматривается все. Если бы не давили огнем пушек ,нас бы духи постреляли. Факт », – оформилась мысль в уставшем после бессонной ночи и нервного дня сознании.
Вообще с высоты хребта вся прилегающая пустыня и подступающие к гряде высоты приобретали совершено бредовый вид. Возможно, физическое переутомление и пережитое только что чувство опасности формировало это восприятие, но в мыслях возникали ассоциации с лунным ландшафтом, и все происходящее там казалось интерактивным изображением фантастического пейзажа. Даже передвигающаяся техника походила на прокладывающих путь причудливых существ.
«Устал, сильно устал. Колено ноет. Надо отдохнуть и хотя бы с полчаса полежать, закрыв глаза», – но надо было работать.
Даже присутствие опытного и действительного грамотного Герасима – командира взвода, с которым Мартин действовал на этом участке, не давало ему право полностью отстраниться от управления.
«Сука! Как же устал! Эта страна вымотала меня!», – выцедил про себя Мартин.
Усталость от боевой работы не стояла на первом месте среди причин не бодрого состояния. Разбирательства с подчиненными, которые иногда доходили в своих претензиях друг другу и командирам до необъяснимого упрямства капризных детей, придирки начальников которые почему то вдруг сами перестали понимать, зачем создали в бригаде наемников разведывательную роту и не могли определиться, каким образом применять ее. Самым главным, истощающим душевные силы фактором, было осознание того, что в этой стране он со своими товарищами воевал бок о бок, с союзником которого не за что было уважать, и за народ который давно потерял право на суверенитет. Мартин так и не стал до сих пор и сможет уже ни когда не трансформируется в человека для которого война это просто работа вне зависимости от того за кого и за какие ценности, ему важна сопричастность к делу созидающему великое, но не защищающее гнусное и гнилое. Положение человека помогающего одному негодяю задавить другого, пусть еще более жестокого и бесчеловечного, для того чтобы продолжать творить свое подлое дело, не устраивало солдата удачи и тяготило. Но это все лирика, война продолжает.