Война, блокада, я и другие…

                   Я помню

Как много за коротенькую жизнь

Пришлось увидеть, пережить и встретить.
И год блокадный равен жизни был,
И некому за ужасы ответить…

И город съежился под бременем войны…

Стоял за Хлебом долгими часами…
Теряя горожан — детей своих,
Смотрел на мир голодными глазами…

Смотрел разрухой улиц и домов,

Смотрел сиротством, болью похоронок,
И наша жизнь была на волоске,
А выжить часто не было силенок…

И метроном безжалостно стучал —

То медленно, то часто и тревожно…
А мне казалось — он в меня стрелял…
Но спрятаться от страха невозможно.

Война прошла, и вроде мир настал.

Но нет ни в теле, ни в душе успокоенья,
То косточки, как в старости, болят,
То в сердце и душе моей смятенье…

И часто боль в улыбку губы сводит…

И я стесняюсь недугов своих…
Болит, болит, болит, не отпуская…
Диагнозов не ставлю никаких…

По малолетству в боль мою не верят…

Ссылаются на возраст и на блажь,
А я порой, как дряхлая старуха,
Всю боль земную зачисляю в стаж…

И сколько мне отпущено судьбою?

Вся жизнь вместилась в тот блокадный год
Из детства, вдруг шагнувшая во взрослость,
Вкусившая войны недобрый плод.

И помним мы, блокадные подранки,

Жестокость, голод, холод, страх и боль.
Когда-нибудь мы памятью воспрянем —
Напомним всем блокадную юдоль.

Воскреснем мы и памятью блокадной

Напомним о себе и спросим с тех,
Кто предал нас голодному распятью…
Неужто им проститься этот грех?..

Жестокость

Как горько вспоминать блокаду…

И как хватило сил тогда
Все пережить и все же выжить…
Наверно, Бог хранил меня.

Мою коротенькую жизнь

Хранили добрые соседи,
Хранили бедам вопреки —
И не забыть мне беды эти.

И никогда мне не забыть

Чужую сытую жестокость,
И жизнь голодную свою,
И унизительную робость,

И бунт протеста в глубине

Души моей максималистской,
И червь сомнений в голове,
И поиск истины неблизкой.

Кто судьбы наши разделил

На дураков, воров и умных?..
На добрых, скаредных и злых?..
Как много их, вопросов трудных…

И наказуема ли подлость?

И есть ли праведный судья?
Мои блокадные невзгоды
Плодят вопросы без конца…

Родные пенаты

Мы жили на ул. Стачек. Наш двухэтажный каменный дом был с трех сторон окружен пятиэтажными домами. В нашем доме было три подъезда с широкими деревянными лестницами. Нашу лестницу всегда мыли с голиками[2], и она была очень-очень чистая. На лестничной площадке три квартиры. Наша, № 55, была средняя. В квартире три комнаты, кухня и уборная в углу кухни. Коридор длинный и узкий. Наша комната 12 кв. метров тоже длинная и узкая, почти как трамвай. В блокаду мне казалось, что расстояние от двери до окна бесконечно. Нас было четверо — мама, папа, брат и я. Отец был единственный мужчина в квартире. В соседней комнате жили Зойка с мамой и бабушкой. Напротив их двери стоял огромный черный шкаф, пугавший меня в детстве, когда я была маленькой. За шкафом, в торце коридора, комната тети Ксении. Из-за шкафа дверь ее комнаты только приоткрывалась.