Война, блокада, я и другие…

          История болезни

Я блокадой болею с детства…

И болезнь уже стала хронической…
Ленинградцы болеют ею…
Наш диагноз географический.

Ленинград — «география голода»[10]

 —Это заговор умолчания,
И дистрофики ленинградские
До сих пор пребывают в отчаянье…

Голодавшие, умиравшие,

Искалеченные войной —
Дети, маленькие блокадники,
Оклеветанные молвой…

Их в прокрустово ложе блокады

До сих пор уложить норовят…
Но молчат о фактах учебники,
И историки тоже молчат…

А болезни моей история —

Неоткрытые острова…
Год рожденья ее — блокада…
А диагноз ее — война.

Хоть диагноз ее пожизненный

И обжалованью не подлежит —
До сих пор по живому режут,
И рука давно не дрожит…

И за что нам такая участь —

Делят нас на «своих» и «чужих»…
Да на наше Блокадное Детство
Все спускают сытых борзых…

Мы Детьми пережили блокаду…

Нам война гувернанткой была,
Мы здоровьем за жизнь заплатили,
Но «борзые» не знают стыда…

Я болею блокадою с детства…

И Душа от раздоров болит…
И, страдая хронически, Память —
Гон Детей — никому не простит…

Сентябрь 1995 г.

                  Мишень
                                 Я не участвую в войне —
                                 Она участвует во мне…

А мне в блокаду снился Хлеб…

Потом — война… и в ней блокада…
И одиночество — теперь —
За все про все — мне сны награда…

Ночь разрывая, сны гремят…

Грохочут боем по подушке…
Я просыпаюсь… Я кричу… —
В меня опять стреляют пушки…

Стакан воды… и валидол…

И сорок капель валерьянки…
Вновь засыпаю… но опять
В лоб… на меня несутся танки…

И я во сне на той войне

Все вновь и вновь пройду с начала,
Все, что она несла с собой,
Где ад земной я познавала…

Мне снится Хлеб и с ним война…

И я, ребенок, в ней — мишенью…
Я до сих пор войной больна,
Приговоренная к мученью…

Не успокаивают боль

Ни валидол, ни валерьянка…
Ведь я — по-прежнему мишень,
Мир для меня — войны изнанка…

08.09.1996 г.

            Горькая память

Сорок первый… война… блокада…

Мор голодный… бомбежки… мороз…
Жгучий, лютый, невыносимый,
Собирающий свой покос…

Крошки Хлебные в детской ладошке,

Пальцем снятые со стола —
Эти микромолекулы Жизни
Там, в блокаде, спасли меня…

Провалились глаза в глазницах,

Заострился курносый нос,
Распухают, краснеют десны,
И трещит по углам мороз…

Я одна — умерла соседка,

На казарменном в цехе мать…
И сама я себе хозяйка
В одиночестве умирать…

Нет Воды, нету дров, нет Хлеба,

И нещадно терзает мороз…
— Мама! Мамочка, где ты? Где ты?
Но в безмолвии тонет вопрос…

Чуть живая бреду за Хлебом…

Безысходно плетусь назад —
В стены, сплошь покрытые инеем —
В беспросветный блокадный ад…

Это было! Все это было!

Беспощадной, голодной зимой…
Помню все! Ничего не забыла!
Память эта всегда со мной…

Декабрь 1995 г.