Везде обрывки шинелей, разбросанное немецкое имущество, газеты, конверты, патроны и т. п. Наши тащат из разрушенных немецких блиндажей брёвна и доски для новых сооружений. Тяжёлые грузовые машины непрерывно подвозят лес… Скоро здесь будут построена железная дорога – по ней мы пустим
Немецкие надписи сорваны. Неделя, две – пройдут весенние дожди, зазеленеет травка, деревья – я уверен – выправятся, отрастут, зацветут, и останется одно воспоминание от
Шлиссельбург разрушен. На сегодня в городе –
Я прошёл по центру города, по набережной, побеседовал в управлении милиции, посмотрел работы по расчистке города. Местные жители убирают снег… Судоремонтный завод, ситценабивная фабрика и другие предприятия разрушены, но полным ходом идёт их восстановление. Стук, грохот, визг пил, удары топоров. На февральском ветру поют новые телеграфные провода.
Бегут вездесущие мальчишки: «Дяденька, идём покажу, – у нас тут одна гражданка советское знамя сохранила!..»
Вернулись на правый берег. Ощущения крепкие, острые… Беззвёздная ночь. Теплеет… От воздуха, ходьбы, езды, впечатлений я устал и в эшелоне сразу заснул.
Оттепель…
Послал вторую телефонограмму С. К. Днём условился, что сделаю доклад для личного состава транспортёра. За обедом в дружеской обстановке провёл политбеседу на международные темы. Вопросов много.
Телефонограмма от генерал-майора Лебедева с вызовом в Смольный. Срочно выехал на машине. Оттепель ещё сильнее… На шоссе обнажились асфальт и брусчатка. В воздухе что-то весеннее…
Смольный. Взял пропуск…
Меня приглашают в салон. Сервирован стол. За столом – Николай Тихонов. Здороваюсь… Оживлённо беседуем о фронтовых делах. Тихонов худой, усталый, но работает упорно. Как обычно, рассказывает острые эпизоды…
Нам сообщили причину вызова: поручение Тихонову и мне – написать ответ лорд-мэру Лондона Сэмюэлю Джозефу на его поздравительное послание Ленинграду.
Мутная погода… Плохо спал.
Читаю прессу.
Днём написал очерк в «Правду» – «
С 4 часов дня на партбюро в Пубалте – вопросы приёма в партию.
Ветрено…
Приехал А. Фадеев. Был у С. К. Привёз нам немного
Рассказывал о московских литературных новостях… О, литературный мир, даже война с Гитлером тебя не изменит!
С утра у меня был
Щербина говорил, что вызревания чего-либо нового в литературе пока нет. Видимо, ещё рано, – нужна дистанция… События перехлёстывают через вчерашние оценки. Недавно написанные пьесы или повести – в свете новых событий – уже кажутся менее значительными, вянут. И это понятно.
– В Москве холодно, не хватает дров, во многих домах
Я рассказал кое-что о ленинградской жизни. Щербина поражён трудностью нашего быта… Просит дать материал в «Краснофлотец», хочет перепечатать из «Ленинградской правды» мой очерк «
Вот и всё! Ощущение от встречи – какое-то «формальное»;
…Наше наступление, в общем, приостановилось: противник подтянул силы, упорствует. 8-я ГЭС опять у немцев… Через несколько дней уточнятся некоторые перспективы для флота. Готовится новый удар Ленфронта, люди спешно выезжают в части.
Я в свою очередь информировал члена Военного совета о литературных делах, беседах с писателями, об их настроениях, о Военно-морском издательстве…
Говорили и о моей работе: нужна пьеса.
Беседа была, в общем, хорошая, деловая, но мне кажется, что контр-адмирал Смирнов опять нажимает с темпами:
– Нельзя ли кончить пьесу к 1 марта?
– Нет!