Война Братьев

Некоторые из монахов воспротивились этой нежной и ласковой процедуре; они лежали, погребенные под песками вокруг пещеры, бок о бок со слабыми, теми, кто при первом же прикосновении сознания демона навсегда утратил разум. Только сильным, только тем, кто искренне желал служить, было дозволено остаться при Джиксе – а именно так, с его точки зрения, и должно было быть.

Он многое узнал от монахов про этот мир. И мир этот очень сильно отличался от его мира: упорядоченность и размеренность жизни этого мира походила на упорядоченность и размеренность жизни муравьев в подожженном муравейнике – собственно, и слова-то эти ему пришлось позаимствовать из лексикона монахов. Джикс понял, что чистый, девственный хаос этого мира ни в коей степени не соприкасался с тем, как шла жизнь под нефтяными небесами его родной Фирексии.

В этом мире царили шайки негодяев, у которых не было даже начальников, достойных называться таковыми. Наверное, когда-то в прошлом в этом мире были настоящие правители, настоящие хозяева, но они, видимо, умерли или покинули его, оставив после себя детей-болванов. Когда-то здесь жил народ, именовавшийся траны. Кажется, они-то и были хозяевами. Но их давно уже нет, от них остались лишь их игрушки – простые, глупые машины, в которых не было и намека на настоящее мышление; и вот теперь некоторые из болванов сумели откопать транские игрушки и начали с их помощью играть в опасные игры.

Один из болванов сумел найти дорогу в саму Фирексию, где он украл новые игрушки – у того, кто был бесконечно сильнее его. Но он не знал, что подлинный хозяин не забудет о них и придет за ними. Потому что хозяина звали Джикс.

Этот болван – Мишра, говорило сознание монаха. Он был предводителем фалладжи, грубого и жестокого народа, проживавшего в засушливых землях. Титула «предводитель» он, конечно, не заслуживал – он ведь не командовал ими, а просто в силу обстоятельств сумел оседлать стихийную волну страсти, исходящую из их животной, звериной природы. Люди, которых он якобы вел за собой, беспорядочно и радостно нападали на группы других существ. Этот Мишра, судя по всему, был в такой же степени мозгом этого народа, в какой мозгом Джикса являлась изящная металлическая шпора на его ноге.

У Мишры был подчиненный с рыжими волосами, но в сознании Джикса его образ отпечатался не так четко, как образ Мишры. Мишра – вот кто был настоящий вор, именно его сознание касалось сознания Джикса все эти годы. Мишра снился ему. «Кстати, – подумал Джикс, – а снились ли мне сны до того, как я встретил Мишру?» Кажется, нет, Джикс не припоминал ничего подобного. Мишра вторгся в Фирексию и украл механических драконов, мак фава, существ первого круга.

За это Мишра должен понести наказание.

Но Мишра был не один. В тот первый момент соприкосновения сознаний, много лет назад, рядом с ним был еще один человек, какая-то туманная фигура. Сначала Джикс решил, что это еще один подручный, вроде того, которого звали Ашнод. Но потом Джикс понял, что этот человек – другой, что он таков же как Мишра, он был сделан из тех же базовых элементов и по тому же проекту. Это брат Мишры, говорило сознание монаха, хотя в этом случае у данного слова был совсем другой вкус и ощущение, нежели когда сознание монаха употребляло его в отношении других священников.

Значит, этот другой назывался братом и тоже носил имя – Урза. Он тоже был повелителем племени, другого племени, столь же дикого и жестокого. «Где же конец, когда же закончатся эти варвары, потомки доисторических ископаемых властителей?» – спросил себя Джикс. Но едва демон узнал о существовании Урзы, как его образ ясно возник в его сознании – он был сделан из того же материала, что Мишра, он был равен ему во всем. И, похоже, разум этих двух братьев (кажется, так нужно их называть) организован и структурирован, по крайней мере значительно более организован и структурирован, чем разум остальных живых существ, с которыми Джиксу довелось сталкиваться.

И у каждого брата, оказывается, была часть наследия древних, этих самых транов. Это были половинки расколовшегося камня, и в каждой из них осталась память о том, каким был прежний целый камень. В то же время каждая из половинок претерпела некоторые изменения, чтобы суметь сплавиться с тем органическим существом, с которым она вынуждена была находиться с момента раскола. Джикс даже чувствовал кристаллическое притяжение этих половинок, страсть, которую они испытывали друг к другу, тоску друг по другу, но он чувствовал и их взаимную ненависть и отторжение.

Камни в сознании Джикса стали чем-то вроде маяков, он чувствовал их силу даже без помощи сознания монаха. Эти маяки, магниты, за последние несколько лет практически не меняли своего местоположения. Один находился на западе, путь к нему лежал через горную страну. Другой находился на юге, путь к нему лежал через горную цепь. Камни звали его. Они умоляли его забрать их обратно в Фирексию, домой, где их могли использовать как подобает, где они могли по-настоящему реализовать свою сущность.