Война Чарли Уилсона

Голос конгрессмена вернее всего было бы назвать рокочущим — глубокий, мелодичный техасский баритон, преисполненный власти и достоинства. Остальные пассажиры автобуса, как мужчины, так и женщины, не выглядели особенно значительными. В общем-то трудно сохранять величественный вид сидя в автобусе, однако после звонка в кабинет директора охранник пропустил автобус за ворота, даже не взглянув на удостоверение водителя и не проверив содержимое кейсов и сумочек.

Утром 9 июня 1993 года лесные угодья Лэнгли выглядели особенно пышно. Неделю назад Чарли Уилсон отпраздновал свое шестидесятилетие вечеринкой на триста человек в ресторане на крыше центра имени Кеннеди. В качестве главной темы вечера он выбрал свой любимый фильм «Касабланка» и предстал перед приглашенными в белом смокинге, специально пошитом по фасону костюма Хэмфри Богарта, игравшего роль Рика. Большой оркестр исполнял танцевальную музыку 1940-х и 1950-х годов, и типично разношерстная компания гостей собралась для того, чтобы отдать дань уважения эксцентричному конгрессмену из «библейского пояса» восточного Техаса. Ростом шесть футов четыре дюйма, с квадратной челюстью и по-голливудски обаятельный, он уводил на танцпол одну женщину задругой, словно пытаясь оживить воспоминания о своих бесшабашных подвигах.

Ни одному другому конгрессмену или сенатору на человеческой памяти не удавалось так часто и долго нарушать правила, оставаясь в целости и сохранности. В серую эпоху 1990-х годов он стал непревзойденным мастером вашингтонских трюков на натянутой проволоке, и в тот вечер многие из его странных и необычных гостей дивились тому, как Чарли отплясывает всю ночь напролет и провозглашает тост «за друзей, за власть, за страсть и черное кружево», прежде чем удалиться под руку с Зивой, красавицей-балериной из Израиля.

Неделю спустя, перед поездкой на рандеву на автобусе ЦРУ, Уилсон как следует подготовился к торжественному случаю. Он выглядел удивительно бодрым и подтянутым, а в его густой шевелюре не было и следа седины. Он действительно производил впечатление солидного, ответственного и трезвомыслящего человека.

Другие пассажиры автобуса, в основном принадлежавшие к свите Уилсона, начали глазеть в окна с того момента, как проехали через ворота КПП. Они рассматривали сооружения раскинувшегося вокруг них секретного комплекса, стараясь запечатлеть в памяти эту запретную зону, в которую смогли проникнуть лишь благодаря своему покровителю.

Ухоженные дорожки для бега трусцой еще пустовали. Оживление должно было наступить через два часа, когда начнется перерыв на ланч. Во всем этом для техасца больше не было ничего нового, но он по-прежнему восхищался островком спокойствия и безмятежности, где Америка планирует так много своих зарубежных шпионских операций. Здание штаб-квартиры ЦРУ представляет собой унылую бетонную конструкцию; некоторые до сих пор называют его современным, хотя оно открылось сразу же после катастрофы в Заливе Свиней. Автобус притормозил у входа, потом проехал еще сто футов по направлению к небольшому дому причудливой формы, известному посвященным в дела агентства под названием «Пузырь».

У входа их ожидал новый директор ЦРУ Джим Вулси, а рядом с ним стоял Фрэнк Андерсон, руководитель отдела Ближнего Востока. Конгрессмен опоздал. Он попробовал было извиниться, но Андерсон — мужчина лет пятидесяти, довольно похожий на Кларка Кента, — сказал, что все в порядке.

Они провели Уилсона в недра «Пузыря», где уже сидело около сотни человек, мужчин и женщин, одетых в консервативные платья и костюмы — все белые, все принадлежащие к среднему классу. Каким-то непонятным образом они ощутили появление Уилсона и директора. Без видимого сигнала эти серьезные мужчины и женщины разом встали, и конференц-зал внезапно наполнился приглушенным ропотом.

Сенатор, который впервые привлек внимание этого учреждения одиннадцать лет назад как настоящий изгой общества, испытывал странное ощущение. Тогда он имел репутацию коррумпированного бабника, нюхающего кокаин и склонного к скандалам, который, по убеждению ЦРУ, не мог доставить агентству ничего, кроме больших неприятностей, если ему будет позволено принять какое-либо участие в секретных операциях. Но теперь сам директор препроводил его в «Пузырь», и все вокруг стояли в молчании, словно приветствуя святого человека.

Трудно преувеличить необычность этого момента. Америка только что одержала победу в холодной войне, и этот триумф был не менее значительным, чем победа над нацистской Германией. Однако никто не праздновал день победы, не проводил парадов с серпантином и конфетти и не воздавал публичных почестей Дугласу Макартуру. Жизнь в столице шла своим чередом, словно холодной войны никогда не было. Лишь Чарли Уилсону предстояло получить награду как архитектору великой победы Америки.

На большом экране, установленном на сцене конференц-зала, красовалась цитата, объясняющая причину собрания: