Война. Часть 1

От меня до дома в Брюсовом переулке где жил Ипатьев на машине всего пара минут, минуту на проверку документов в парадном заспанным вохровцем и хозяин квартиры из прихожей провёл меня прямо к себе в кабинет: заваленный бумагами письменный стол, массивный кожаный диван, два кресла и большой камин, обложенный белой керамической плиткой.

— Владимир Николаевич, нужна помощь… — начинаю с места в карьер.

— Слушаю вас, — академик широким жестом предлагает садиться.

— … Из своих источников я получил сообщение из-за границы, что в одной из лабораторий недавно был синтезирован полиэтилен с огромным молекулярным весом…

Лицо академика мгновенно стало очень серьёзным.

— … реакция проходила при атмосферном давлении и комнатной температуре, инициатором полимеризации выступал бутиллитий…

— Любопытно, любопытно… — Ипатьев легко поднялся из глубокого кресла и возбуждённо заходил по кабинету, — обычно в качестве катализаторов полимеризации мы применяем щелочные металлы. Литий тоже работает, в частности при синтезе бутадиеновых каучуков, но натрий больше подходит. Бутиллитий, почему? Он же не стабильный, небольшая его часть обязательно распадётся — получится катион лития и анион бутила… хм, а ведь последний вполне способен отобрать одну валентную связь у одного из атомов углерода этилена… и что получается? Новый анион, который присоединит к себе мономер! И пошла расти цепь! Теперь понятно почему у полиэтилена большая молекулярная масса — цепь будет расти до тех пор, пока в округе плавают свободные мономеры… Гениально просто.

— Не могли бы вы, Владимир Николаевич, в своей лаборатории синтезировать его для меня? Немного, грамм сто, но он нужен мне срочно в течение трёх дней.

— Не вижу трудностей, — улыбается академик, заметив с какой тревогой я жду ответа, — конечно бутиллитий весьма чувствителен к действию влаги и кислорода воздуха, ну так надо вести синтез в атмосфере азота или аргона. Если не обнаружатся подводные камни, то полагаю, что завтра к вечеру я смогу начать синтез.

— Отлично, увы вынужден попросить вас сохранять ваши эксперименты в тайне: раннее раскрытие этих данных может помешать закупке нужного заводского технологического оборудования и поставить в опасное положение мои источники.

— Понимаю, но не слишком ли вы, Алексей Сергеевич, торопитесь: сотни граммов или килограммов продукта получить можно всегда, но будет ли эта технология успешной при валовом производстве?

— Приходится рисковать, уж очень заманчивые перспективы разворачиваются…

В кабинете раздался узнаваемый звонок «вертушки», хозяин поднимает трубку.

— Да у меня, товарищ Киров.

«Блин, забыл… у нас же сегодня „политинформация“».

— Алексей, отменяется наша встреча, — у Кирова как всегда хорошее настроение, — встретимся завтра на Телецентре.

«Отлично, остаётся время обсудить с Ипатьевым вопрос о переходе его сына под моё крыло да и набросать вчерне список потребного оборудования будет нелишним».

Москва, ул. Шаболовка 37, Телевизионный центр.

12 октября 1938 года, 11:30.

Директор МТЦ, обливающийся потом невысокий плотный мужчина запутался в дверях многочисленных комнат, таблички к ним ещё не были прикручены, и беспомощно замолчал, просительно глядя на меня.

«Товарища надо убирать, не булочной заведует»…

— Сюда, товарищ Киров, — прихожу ему на помощь, — здесь ничего интересного, гримёрные для артистов и дикторов, кабинет режиссёра, а вот тут у нас — студия. Она полностью изолирована от внешних звуков: имеет двойной потолок, причём внутренний подвешен на пружинах, плотно закрывающиеся акустические двери. Это — звукопоглощающие щиты, открывая и закрывая которые можно регулировать характер звучания. Прямо под нами комната эхо-эффектов, она позволяет создавать у слушателей впечатление приближающего или удаляющегося голоса. Вид микрофонов вам, конечно, знаком, а эти два железных яшика на колёсах с объективами называются телекамерами…

— Почему их две? — живо интересуется Киров.

— … Как вам известно, оборудование для телевизионных центров было нами закуплено в Америке в компании «Радиокорпорейшн». Договор был заключён в 1934 году, но его исполнение несколько затянулось, оборудование несколько устарело, в том числе и сердцевина этих видеокамер — иконоскоп, разработанный знаменитым инженером Зворыкиным. Именно этот прибор преобразует изображение в электрический сигнал, который передается на ультракоротковолновый передатчик, что мы видели в соседнем здании, и излучается в эфир при помощи Шуховской башни на расстояние до 30 километров. Так вот, почему телекамер две? Вторая камера — это полностью разработка нашего завода телевизоров «Темп», включая совершенно новый иконоскоп, который мы назвали видикон… Киров одобрительно подмигивает мне.