Война. Часть 1

— Густав, — перебивает его хозяин, делая страдальческое лицо, — позвольте мне продолжить. Итак, за исключением нескольких разрозненных частей и штабов в Берлине и окрестностях войск нет. Полиция и СС здесь обладает значительным преимуществом. Гиммлер и Гейдрих понимают, что ситуация может быстро поменяться и это может вынудить их к решительным действиям. Считаю, что мы должны как можно быстрее направить к Герингу и Гиммлеру наших представителей пока не произошло кровопролитие.

— С чем их направить? — Флик с силой опускает на стол хрустальный бокал, его ножка ломается, острый край царапает руку.

— А вот и первая кровь, — смеётся фон Крупп.

— Я считаю, — советник Бош с каменным лицом рубит слова, — что до выздоровления Гитлера нам выгоднее ситуация с двоевластием. Было бы опрометчивым отдавать всю власть в руки одной из вышеупомянутых персон.

— А вы уверены, Карл, что фюрер поправится? — подаёт голос Тиссен.

— Или до того момента, как мы подберём более подходящую кандидатуру, — исправляется хозяин.

— Я не против, — усмехается фон Крупп, собравшиеся поворачивают головы к Флику.

— Только с тем условием, что распределение судетских предприятий будет происходить на справедливой основе, — поджимает губы тот.

* * *

— Что это значит нет грузовиков, Гейдрих? — голос Гиммлера срывается на крик.

— Мне только что доложили, что наличного автотранспорта хватит лишь для перевозки одной роты и это при условии, что мы найдём топливо. Вы же знаете, что всё топливо сейчас идёт в армию.

— Конфискуйте, купите у гражданских!

— Уже распорядился, но это дело не быстрое. В любом случае, господин рейхсфюрер, выступать в Цоссен ротой против полнокровного охранного полка весьма опрометчиво.

— Как дела у Клюге? — с трудом подавляет раздражение Гиммлер.

— Час назад его батальон в пешем порядке выдвинулся на место. Господин рейхсфюрер, что делать с арестованными генералами?

— Передайте начальнику тюрьмы: никаких действий не предпринимать. В случае штурма сопротивления не оказывать. Его задача — спровоцировать армию на противозаконные действия. Какова ситуация в городе?

— Начались погромы, наши люди направляют народный гнев в правильное русло.

— Хорошо. Всё, при малейшем изменении обстановки докладывать мне немедленно, — Гиммлер тяжело опускается на предложенный связистом стул, — соедините меня с Кейтелем.

— Хайль Гитлер, господин генерал-полковник! — начинает он бодрым голосом, — очень рад, что могу одним из первым поздравить вас с очередным званием.

— Благодарю, господин рейхсфюрер, — настороженно отвечает тот, — есть какие-то новости о состоянии фюрера?

— Есть, и вам первому, как начальнику штаба Верховного Командования, я о них сообщаю. Мои помощники сообщают, что час назад он пришёл в себя после операции… врачи уверены, что это хороший знак.

— Это замечательно… — в голосе генерала слышится некоторая растерянность.

— Я подумал, что может быть это известие поможет вам избежать ошибок, — вкрадчивый тон Гиммлера резко меняется на жёсткий, — мне стало известно, господин генерал, что вы приказали начать переброску войск в Берлин. Такие действия могут рассматриваться как подготовка военного переворота.

— Мне ничего не известно о каких-либо внеплановых передислокациях, — медленно отвечает Кейтель, — и вообще это сфера ответственности Командования сухопутных войск.

— Не думаю, что такое объяснение можно счесть удовлетворительным. Учтите, генерал, деятельность всех должностных лиц во время болезни фюрера будет вскоре рассматриваться по микроскопом. Хайль Гитлер!

Довольный собой Гиммлер быстро поворачивается к двери и успевает заметить изумление на лице у группенфюрера СС Карла Вольфа, начальника личного штаба рейхсфюрера СС, заглянувшего в комнату связи.

— Юнкера из Бад-Тёльце построены во внутреннем дворике, — быстро справляется со своими эмоциями он.

Ежегодно девятого ноября в день «Пивного путча» восемнадцатилетние кандидаты в члены СС надевали свои первые мундиры. Тридцать три неофита в коричневых рубашках с чёрными пуговицами, чёрным галстуком, в чёрных бриджах, заправленных в высокие чёрные сапоги, застыли в строю. Чёрный кожаный ремень, фуражка с серебрянной эмблемой в виде «мёртвой головы» завершали картину.

«Какие прекрасные молодые лица, образцовая выправка, мужественные голоса, — слеза скользнула по щеке Гиммлера, — неповторимое зрелище, особенно в свете факелов».

— Клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер Германского Рейха, быть верным и мужественным. Клянусь тебе и назначенным тобой начальникам беспрекословно повиноваться вплоть до моей смерти.

«Клятву скоро придётся менять…, — сжимает кулаки рейхсфюрер, — ну почему я отмахнулся от предсказаний этого великого человека, Вейстхора, хранителя древних германских традиций? Кто нашёптывал мне, что он шизофреник, с параноидальными расстройствами? Кто оттирал его от меня, кто сослал в отдел доисторических исследований к Свену Гедину? Если бы я его послушал»!