Война Фрэнси

В 19 лет я смотрела на Марианну и видела авантюристку, исполненную чуткостью и состраданием к окружающим даму полусвета, отважную и смелую. Отвага Людмилы проявлялась скорее в тихом и покорном сопротивлении тюремщикам. Я уверена, что за все время заключения ни одна из них не произнесла на допросах чье-либо имя.

Я узнала, что Марианна уже давно была антинацисткой. В Вене она, будучи христианкой, вышла замуж за журналиста еврейского происхождения. Он бежал из Австрии в марте 1938 года. Марианна осталась в Вене, получила быстрый развод по расовым причинам и вышла на работу, чтобы помогать своим друзьям. Закрутив в Вене роман с офицером-эсэсовцем, она вывезла деньги и драгоценности друзей в Швейцарию. Этот роман позволил ей замести следы и завязать ряд полезных знакомств в высших эшелонах СС Австрии и за ее пределами. Все было прекрасно, пока офицер не начал исполнять более важные обязанности. Тогда Марианна предусмотрительно решила перенести свою деятельность в Прагу. Здесь она вступила в ряды чешского Сопротивления. Но, к несчастью, один арест потянул за собой другие, кто-то проболтался, и Марианна оказалась в одной камере с Людмилой. Несмотря на связи в СС у нее не было никакой возможности сообщить кому-либо, что ее держат в Панкраце.

Очарованная Марианной и ее историями, я внимательно слушала все, что она рассказывала о том, как обращаются с евреями в Австрии и о методах нацистов. Поскольку дни тянулись один за другим, а на допрос нас никто не вызывал, времени у нас было много, а делать было нечего. Марианна объяснила мне, как происходит конфискация, унижение и, наконец, депортация, которая тогда уже началась в Австрии.

Марианна толком не знала, куда отправляют всех этих людей. Она слышала лишь о том, что они могут взять с собой не больше пятидесяти килограммов, а все остальное вынуждены оставить. Марианна пыталась убедить меня бежать, если мне удастся выйти из тюрьмы. Ей удалось внушить мне, что оставаться в квартире, примыкающей к ателье, глупо. И не только из-за риска для Мари, но и потому, что квартира – большая и красивая, а значит, рано или поздно ее все равно конфискуют. В таком случае нас всех заставят съехать в одну комнату где-нибудь в еврейских кварталах.

Вся эта полезная информация была сдобрена совершенно невероятными историями из ее жизни, некоторые из них очень смущали Людмилу, считавшую их неподходящими для ушей девятнадцатилетней девушки. Но обе женщины сходились в том, что нацисты – чудовища, с которыми нужно бороться на всех уровнях. Я начала верить каждому их слову. Каждый день во время двадцатиминутной прогулки по тюремному двору я искала глазами маму, но ее нигде не было.

Через две недели меня вызвали на допрос, а спустя полчаса отпустили. Пройдут годы, прежде чем я узнаю, что через несколько недель отпустили и Марианну: один из ее эсэсовских друзей вернулся из поездки и не застал ее дома. Однако в 1943-м удача отвернулась от нее: Марианну арестовали повторно. В том же году в тюрьме Панкрац ей отрубили голову.

Что стало с Людмилой, мне неизвестно.

Глава 5

Я вернулась домой – в квартире никого не было. Первым делом я подошла к отцовскому письменному столу. Открыла верхний ящик и, к своему ужасу, нашла там список маминых украшений, на котором был написан адрес майора З. Еще я нашла подозрительный пузырек без этикетки, в котором лежали маленькие таблетки. Тут раздался звонок в дверь, и я спрятала находку в кармане. Это был Джо, мой молодой человек. Он рассказал, что произошло, пока я была в тюрьме.

Чтобы узнать, почему нас арестовали, Джо связался с адвокатом-чехом, у которого были знакомые в гестапо. Тот выяснил, что немцы подозревают брата Джо, Пола, в операциях с иностранной валютой и поэтому два агента обыскали его квартиру. Они нашли листок бумаги с именем майора З., адресом, перечнем украшений и арестовали семью брата. Потом они допросили мать Пола и попытались узнать, где находится Джо. Она ответила, что, вероятно, Джо пошел в гости к своей девушке, то есть ко мне. Немцы арестовали нас, вызвали на беседу майора З. и после настоятельного совета умерить свою любовь к евреям отпустили его. Наше освобождение из Панкраца стоило 20 000 чешских крон. Выкуп доставили в чистом конверте, заложенном между страниц «Майн Кампф». Разумеется, родителей отпустили через несколько часов после меня.

Все мы по-разному отреагировали на первое заключение. Папа был зол на Джо и разразился тирадой о том, чего стоит вести списки, в которых упоминаются имена совершенно не причастных к делу людей. Он успокоился только тогда, когда я показала ему бумагу, найденную в его столе. Джо пришел к выводу, что при случае немцев можно подкупить, а потому его новообретенные связи в гестапо могут пригодиться в будущем. Mutti радовалась, что я жива и здорова, и была готова простить всех и вся.