Война герцогинь. Книги 1-2

Мазарини спокойно и бесстрастно читал, а Изабель его внимательно рассматривала. Никогда она еще не видела кардинала так близко и в такой, можно сказать, домашней обстановке. В свои пятьдесят лет Мазарини, безусловно, сохранял свою мужскую привлекательность: у него были правильные черты лица, тонкие усики подчеркивали чувственность полных губ, густые волнистые волосы оставались по-прежнему темными. Хотя две-три серебряные нити в них напоминали о бегущих годах, а легкая синева под темными, легко загорающимися смехом глазами, говорила о нелегких заботах. У кардинала и близко не было царственной значительности Ришелье, его властного тона, при необходимости становящегося непререкаемым. Мазарини говорил мягко, с итальянским акцентом, от которого так и не смог избавиться, что за редчайшим исключением вызывало насмешки. Была в этом человеке, снискавшем ненависть целой нации, какая-то лицедейская неискренность. Он был кокетлив, следил за собой, в особенности за руками, которые были у него очень красивыми, и он непременно надевал одно или два кольца с бриллиантами, питая к ним неудержимую страсть. Мог ли этот человек пробудить пылкую страсть в стареющей, но все еще привлекательной женщине? Изабель в конце концов решила, что мог, тем более что, кажется, в салоне Рамбуйе или в какой-то другой гостиной она слышала, что Мазарини похож на обольстительного герцога Бэкингемского, которого королева Анна любила в молодости. Любила до такой степени, что могла бы даже забыться чудесным вечером в амьенском саду. И если этого не случилось, то причиной всему был сам герцог. Он слишком поспешил, позабыв, что инфанту нельзя тащить в кусты, как горничную.

Мазарини закончил чтение и повернул улыбающееся лицо к своей гостье.

— Не знаю, как благодарить вас, госпожа герцогиня, за то, что вы взяли на себя труд приехать сюда и привезти мне столь драгоценный документ. Он представляет собой огромную важность и заслуживает размышления. Вы можете понять меня лучше всех: я не смогу ответить на него в тот же миг, как получил его, но сразу могу сказать, что он содержит необыкновенно интересные пункты.

— Простите меня, монсеньор, — заговорила Изабель, — но мне трудно было бы ожидать скорого ответа от Вашего Преосвященства, поскольку я вообще не ожидала, что отвечать на него будете вы. Главной моей заботой было доставить это письмо Их Величествам, так как этот документ предназначался вниманию Его Величества короля и Ее Величества королевы.

Тон герцогини был несколько резок, а постановка вопроса несколько дерзкой, но Мазарини не выказал ни малейшего неудовольствия.

— Это естественно, госпожа герцогиня, это естественно. Воля Их Величеств всегда была и будет моей волей, как в этом случае, так и в любом другом, касающемся нашего королевства, и я всегда был только лишь исполнителем августейших пожеланий. Нам нужно будет собрать небольшой совет, и в самом тесном кругу хорошенько подумать, что будет возможно предоставить…

— Предоставить, например, что?

— Например, места губернаторов в провинциях… Но с вашего позволения, мы теперь поспешим и вернемся к Ее… К Его Величеству. Король пришел в восторг, увидев вас, и не простит мне, если я задержу вас надолго.

Они вернулись в зал и провели время в непринужденной и приятной беседе, коснувшись множества самых разных вещей. Атмосфера была настолько благоприятной, что все опасения и страхи посланницы рассеялись, и она с удовольствием приняла приглашение снова приехать во дворец в ближайшие дни. Прощаясь, Изабель сочла нужным осведомиться:

— Возможно, было бы лучше, если бы во дворец приехал сам господин принц?

— Чтобы сражаться со мной? Он никогда со мной не примирится! — отвечал кардинал с такой печалью, что, если она была наигранной, то игра делала честь актерскому таланту Его Преосвященства. — Нет, мне никогда не дождаться радости примирения. Я боюсь даже, что господин принц откажется вести дальнейшие переговоры, узнав, что я принимаю в них участие.

«Вполне возможно, что и так», — подумала Изабель, садясь в карету, которую вновь окружил ее почетный эскорт. Все, что случилось в конце дня, подтвердило, что она не ошиблась. Конде буквально взорвался, услышав о Мазарини.

— Вы его увидели и не уехали в тот же миг?!

— Будь вы на моем месте, вы непременно бы уехали, не так ли?

— Если бы я явился туда лично и уехал, встретив Мазарини, мое поведение сочли бы сведением счетов, и я опять оказался бы в Бастилии!

— Так значит, вы жалеете, что я не оказалась в Бастилии? — насмешливо поинтересовалась Изабель. — Как вы понимаете, у меня не было выбора, и, может быть, мы извлечем хоть какую-то пользу из этой встречи.

— С Мазарини?! Не питайте ни малейших иллюзий! Если они посмели призвать его обратно вопреки желанию всей Франции, вы можете быть уверены, что второй аудиенции не будет.