После многочисленных судебных процессов Изабель перестала чувствовать себя в суровом замке хозяйкой и не слишком любила там бывать, предпочитая дорогой и любимый Мелло, который принадлежал ей и только ей. Но при мысли, что она вот-вот увидит того, кого не переставала любить, она чувствовала жар в сердце, хотя и спрашивала себя, приедет Конде один или со своей сестрой, которая подписывалась теперь «любящей кузиной».
Изабель бесконечно задавала себе вопросы, а принц де Конде не спешил. Он вновь наслаждался восторженными криками толпы, которая на них не скупилась, видя в нем по-прежнему «победителя при Рокруа», каким Конде остался для большей части населения Франции. Есть в истории образы, которым суждена долгая жизнь…
Принц уехал в декабре, и только восьмого января добрался до Куломье, где приложил немало усилий, чтобы наладить отношения супругов де Лонгвиль. Старый герцог не был рад приезду красавицы-супруги, но был вынужден почтительно ей поклониться, так как она явилась не кающейся грешницей, а почтенной ревнительницей веры и церкви, преданной всей душой небесным благам. Как можно было ей отказать, когда она предложила мужу, принять им вместе, держась за руки, святое причастие?
Успокоившись относительно судьбы сестры, Конде направил кортеж к Шатильону, предварительно отдав своим людям весьма строгие распоряжения. Герцогиня собиралась принимать их лично, и принцу не хотелось, чтобы она вспомнила, как недружественно он и его люди обходились с местными жителями после сражения при Блено.
Двенадцатого января они прибыли на место, люди де Конде рассеялись по городу, а он сам в сопровождении всего одного офицера направился в замок. На пороге Изабель приветствовала их глубоким реверансом, за которым последовало радостное восклицание.
— Франсуа!
Сестра узнала брата.
И вот она уже в его объятиях, смеясь и плача от радости, что видит его живым. А она-то не спала ночей, представляя, как он сидит в темнице и ждет суда, который непременно вынесет ему смертный приговор!
— О, монсеньор! Какую радость вы мне подарили! Как же вам это удалось?
— Если бы я знал, что ты украдешь у меня встречу, на какую я вправе был рассчитывать, я оставил бы тебя при дворе, — ворчливо произнес принц. — А теперь пусти меня на его место! — обратился он к Изабель.
— Простите меня, монсеньор, но я так боялась, что больше его не увижу! Вы сотворили настоящее чудо!
— Никакого чуда! Или вы могли подумать, что, оговаривая условия моего возвращения, я могу позабыть о судьбе моего лучшего офицера? Честно говоря, мне не пришлось особенно трудиться. Он стал пленником де Тюренна, который был когда-то его командиром и знает ему цену. Он вернул мне его даже без моей просьбы.
— Маршал по-настоящему храбрый и достойный человек, — со вздохом сказала Изабель. — Я непременно поблагодарю его.
— Он может подождать, я нет! Бутвиль, исчезни! Отправляйся и займись размещением людей. В замке сестры ты почти как у себя дома. Мы увидимся за ужином. А что касается вас, моя милая…
Не говоря больше ни слова, Конде подхватил ее на руки и бросился к лестнице. Остановился он только на втором этаже, в спальне Изабель, опустил ее на постель и стал торопливо раздеваться. Изабель раздевалась столь же торопливо. Он схватил ее в свои объятия и сказал:
— Господи, как же ты хороша! Ты еще красивее, чем в моих воспоминаниях! Но что я сказал такого смешного?
Изабель не могла удержаться от смеха.
— Любовь моя, вот уже много-много лет при каждой нашей встрече вы говорите мне одно и то же.
— Вы должны быть довольны этим, а не смеяться глупым смехом. Это значит, что время не имеет над вами власти!
Но принцу было не до дискуссий, и в комнате больше не слышалось ни единого слова. Тихо потрескивал огонь в камине, недовольно скрипела кровать под тяжестью тел страстных любовников. А Изабель? Она издавала что-то вроде удовлетворительного мурлыканья…
Гости пробыли в Шатильоне всего два дня, и герцогиня принимала их со свойственной ей веселой грациозностью, которая не покидала ее никогда. Или вернее, очень редко. Темные ночные часы принадлежали принцу де Конде, а днем Изабель всячески старалась, чтобы ее гости, возвращающиеся на родину, и их двойной эскорт — из прежних мятежников и гвардейцев кардинала, которых тот отрядил, чтобы обеспечить их безопасность, — увезли с собой самые лестные воспоминания о своем пребывании у Цирцеи. И в самом деле, все были очарованы. И первый — Франсуа, который охотно остался бы у сестры, избежав тягостного и неизбежного обряда раскаяния.
— Мне бы так хотелось поселиться здесь с вами, — сказал он. — Жить, как мы жили когда-то у нас в Преси. В погожие дни я выезжал бы на охоту, и за мной по пятам бежала бы длинноухая собака. Вечером мы сидели бы с вами у камина, поставив ноги на скамеечку, и болтали бы обо всем и ни о чем или читали книги. А в дождливые дни играли бы в шахматы…