Война глазами дневников

Все ждали выступления любимого вождя, надеясь, что он все разъяснит, успокоит, но он молчал.

3 июля дождались, он наконец выступил. Начал хорошо:

«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота, к вам обращаюсь я, друзья мои!» – душевный зачин дошел до самого сердца.

Потом он сказал:

«Как могло случиться, что наша славная Красная армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Это объясняется главным образом тем, что война началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских войск.

Войска Германии как страны, ведущей войну, были целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР, находились в полной боевой готовности, ожидая лишь сигнала для вторжения, тогда как советским войскам нужно было отмобилизоваться и придвинуться к границам.

Некоторое значение имело и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между нею и СССР».

«Ну, теперь погоним гадов!» – подумали некоторые, слушая речь Сталина.

«Нам отмобилизоваться – что подпоясаться», – поддержали другие.

Речь свою Сталин закончил словами:

«Комитет обороны… призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина‐Сталина, вокруг советского правительства».

Все поняли – сплотиться надо вокруг Сталина. С этого дня он стал не только вождем и учителем, но и надеждой народа, а это выше любого из титулов.

И все‐таки обидно… Только стали жить прилично… и вдруг… «Вставай страна огромная!». Озноб… Дрожь… Как быстро появилась эта песня, ее что, заранее сочинили? Неужели на этой войне кончится вся наша история, кончится социализм, за который пролито столько крови, и никогда, даже издали, мы не увидим вершин коммунизма?

А что же там, на границе? Неужто мы так и не отогнали от нее фашистов?

Страшно было подумать, что вот тут сидим за столом, в своем доме, разговариваем, пьем чай, а враг уже идет по нашей земле, идет убивать нас и грабить наши дома.

Но каким бы невероятным ни казалось случившееся – оно было, и было не во сне, а наяву…

***

Вот что рассказал Андреевскому о тех днях Борис Васильевич Курлин, служивший тогда на границе:

«В 1940 году, когда Прибалтика стала нашей, направили меня служить в 5‐ю дивизию 11‐й армии. Часть наша располагалась в бывших литовских казармах в Паневежисе на Немане. Мне, как старшему лейтенанту, отвели особняк. Жизнь в Паневежисе напоминала жизнь в буржуазной Литве. Крестьяне жили на хуторах, было много дешевых продуктов.

В начале мая 1941 года мы выехали в лагеря, которые находились в шестидесяти–семидесяти километрах от границы с немцами, которые тогда уже заняли Польшу, а 17 мая с топографическим отрядом я был уже на границе. Там десятки тысяч строителей возводили укрепления. Первую линию обороны строили наши, были они без оружия, с учебными винтовками. Другие линии строили литовцы.

Как‐то в мае на нашу «укрепзону» приехала сухопарая женщина из Москвы – лектор. Собрали людей. Она сказала: «Все рисуете, – имея, наверное, ввиду наши топографические изыскания, – а пора заняться конкретными делами. Не сегодня завтра будет война».

И действительно, мы часто видели полеты немецкой авиации, наблюдали концентрацию войск, шум танков. 20 июня на нашем участке границы появился перебежчик от немцев – литовец. Он сказал, что нас ненавидит, но любит Литву, а поэтому хочет предупредить, что 22 июня начнется война. Об этом им объявили офицеры, и по этому поводу у немцев уже проводились банкеты. Мы передали перебежчика в штаб дивизии.

21 июня была суббота.

Мы поработали, потом начальник топографического отряда уехал. Перед отъездом он мне сказал, чтобы завтра, то есть 22 июня, я отпустил ребят в увольнение.

В три часа сорок минут утра на нас обрушился шквал огня. Стреляли по нашим, знали, где они находятся. Два наших полка заняли линию обороны. Армейская группировка говорила, чтобы не ввязываться в провокацию. Я по рации, без шифра, связался со штабом, сказал, чтобы приготовились к обороне, объявив первую мобилизационную готовность. А нам все давали команды «не ввязываться».

Потом для поддержания «духа» стали передавать, что наши войска в другом месте наступают. Я увидел, как над нами прошли тридцать наших фанерных туполевских бомбардировщиков «ТБ‐3». Они сбросили бомбы, потом налетели семнадцать «мессершмиттов» и сбили их. Наши летчики выбросились на парашютах, а немцы их из самолетов расстреливали, больше мы наших бомбардировщиков не видели до сентября 1942 года.

Многие наши аэродромы не охранялись зенитками, и уничтожить их немцами было нетрудно…