Читаем Война глазами ребенка полностью

Рано утром тетя Аня и мама отправились в Ветку. Взяли с собой немного еды и дедову одежду. Пошли вдоль Сожа напрямки. Уже при подходе к Ветке они неожиданно увидели идущего им навстречу деда. Его отпустили и он, чтобы не пугать своим видом людей, тоже пошел вдоль Сожа. Поплакав от радости, счастливая троица отправилась домой в поселок, рассказывая поочередно о своих злоключениях. Дед, узнав о поручительстве руднян, посмеялся, но в душе был доволен, что у него столько заступников. «Хотя, – сказал он, – если бы я был еврей, то германцы вряд ли уважили бы их просьбу. Даже если бы под ней подписалась вся область!».

Арест деда был вызван другой причиной – угоном колхозного стада из-под самого носа немцев в Брянскую область. Это была серьезная вина перед ними. За нее деду грозил расстрел. Но спасло его от этого, как он рассказал, следующее. Во-первых, он не просто крестьянин, а бывший царский офицер. Для немцев это кое-что значило. Во-вторых, он около года жил в Восточной Пруссии, говорил по-немецки. Это тоже немаловажный факт. Но все это, как сам считал дед, не могло перевесить его вины перед ними – угона скота. На вопрос – зачем он это сделал – дед чистосердечно ответил: «Befehl!»(приказ!). Вот этот аргумент, по мнению деда, германцы приняли, так как сами выполняли все бефели, строго требовали от подчиненных их выполнения и хорошо понимали, что будет с человеком, который бефель не выполнит.

Прошла неделя. Мы постепенно приходили в себя от пережитого. Коров немцы не тронули. По утрам бабушка доили нашу Зорьку, а я выгонял ее за околицу, где собиралось общее стадо. Потом шел к Додику. Он поправлялся, с удовольствием пил молоко и стал ходить по двору на трех лапах. Четвертую носил перед собой на перевязи.

Немцы в поселке не появлялись. Один только раз пришли полицаи и прибили к фасадам хат приказ немецких властей, напечатанный крупными буквами на желтой бумаге. В нем говорилось, что жители не должны пускать на ночлег евреев, политруков и красноармейцев, выходящих из окружения. За неисполнение – расстрел! Но пока никто к нам на ночлег не просился и царившая тишина и безлюдье возвращали нас в прошлые времена, когда фронт был еще далеко.

Так как новости можно было узнать только в деревне, то дед отправил туда на разведку тетю Аню и меня с ней. В Рудне жило много наших родственников и было у кого остановиться. Мы выбрали бабушкину сестру Ульяну. С ее хаты начиналась Аверьяновка, улица, идущая со стороны Ветки.

По улице то и дело проезжали повозки, машины, мотоциклисты. Тишина наступала на несколько минут, но потом за окном снова что-то тарахтело. Не сравнить с нашей единственной улицей в поселке. Там, если кто и пройдет, то к колодезному журавлю за водой. А потом – тишина, наполненная стрекотаньем кузнечиков.

От деда Михая, мужа бабы Ули, мы узнали, что немцы не только забрали всю живность из хлева, но и «вычистили» хату: забрали самовар, часы-ходики и деревянные расписные ложки. Оставили только чумазые чугунки, старый помятый чайник и тяжелые глиняные тарелки и чашки. Тем не менее, каждая новая партия немцев, появлявшаяся в деревне, начинала снова шарить по сундукам, комодам, хотя там уже нечего было взять. Хоть объявление вешай, – жаловался дед, – что в хате уже была проведена реквизиция и притом не одна.

Баба Уля, в свою очередь, охарактеризовала поведение оккупантов, но уже с продовольственных позиций:

– Не успеют войти в хату, как сразу – матка, млеко, яйки, шпек (сало), шнапс! А где – здравствуйте? А потом, где это я им все возьму? Ну, млеко, понятно, должно быть – корову-то оставили. А, с другой стороны, млеком этим всю их ораву не напоишь! Корова у нас молодая, да и своих ртов хватает. Вон их у нас – целых пять! А когда говоришь «никс», так начинают кричать, требовать. Того и гляди что-нибудь с коровой сделают. А кому потом жаловаться? Этому пентюху Левочке? Поэтому приходится изворачиваться. Всегда приберегаю в погребе кувшин для наиболее рьяных.

То, о чем рассказали старики, не было преувеличением. Мы на себе испытали бесцеремонность оккупантов, хотя до вещевого мародерства у нас еще не дошло. Это ожидало нас впереди.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное