Война глазами солдата

Мороз крепчает, перестрелка – тоже. Тихомиров встает, греется. Видимо, холод пересилил сон. Греется долго, наконец согрелся – лег и снова уснул. После согрева сон всё-таки пересилил холод. Однако, вскоре встает, трет нос, уши, щеки и садится на дежурство. Отдаю трубку и сажусь на лапник. Вкладываю руки в рукава шинели, притягиваю ноги к голове и пытаюсь уснуть. Уснуть не могу – мерзнут ноги, лицо, спина. Встаю, то хожу, то сяду на пенек, то снова лягу на лапник. Сон в этих условиях не идет. Замена – тоже. Уже темно. Перестрелка стихает, мороз крепчает. Начинаю понимать, что придется провести здесь всю ночь, так как, естественно, ночью замену не пришлют, в лучшем случае – к утру. Да и вообще, как сказал капитан, рота пуста. Значит, надо и поспать, скоро менять Тихомирова. Вот где добрым словом вспоминается наша ротная теплая землянка. Но она сейчас пуста, некому в ней спать. Стоит не вытопленная. Вот бы как в сказке у Иванушки-дурачка: "По моему велению, по моему хотению перенесись, ротная наша земляночка, сюда на «Ромашку»”.

Приносят в термосе чай. Это наш ужин. Но чая в термосе никакого нет. Там просто крутой кипяток под названием "чай". К чаю, естественно, уже ничего нет: весь дневной паек съеден утром вместе с завтраком. Пьем кипяток с "таком" из расчета: ведро кипятка заменяет по сытости сто граммов хлеба. Такова солдатская статистика. Пьем кипяток, пардон, «чай» по одному-два котелка, некоторые – по три. Рекорд роты связи – 5 котелков. После горячего "чая" становиться сытнее и теплее. Ложусь на лапник. Теплота и сытость в желудке приятно разливается по телу, и глаза сами собой закрываются. Просыпаюсь – нет, нет, не от холода, а от сильного давления в мочевом пузыре, там теперь весь мой ужин. Нехотя встаю, сворачиваю "курок", отливаю и, пока еще тепло держится в теле, вновь ложусь на лапник. Вскоре опять просыпаюсь, опять невтерпеж, опять отливаю, опять, пока еще есть остатки тепла под шинелью, ложусь на лапник, но уже ненадолго. "Ужин" больше не греет. Холодно. Тепло ушло. Приходится то прыгать, то свертывать "курок", то ложиться спать, то вскоре вставать. И так всю длинную зимнюю ночь: или до своей смены в карауле, или на телефоне, или – аж до утра. Каждый вечер, в течение всего холодного времени года, за ужином встает перед красноармейцем всемирно известный гамлетовский вопрос: пить, или не пить? В смысле спать или не спать? Вот в чём вопрос! Но не спать служивый не может, а потому нещадно, по-чёрному, каждый божий вечер сильно пьет.

***

После завтрака на "Ромашке" появились два связиста из роты с приказом капитана мне и Тихомирову перейти в распоряжение командира взвода связи батальона лейтенанта Быстрова. Вот это да! Вместо замены продал меня ротный, а заодно и Тихомирова.

Капитан просил передать, что это временно – на один-два дня. В батальоне почти не осталось связистов, и начальник связи полка приказал часть людей из полковой роты связи временно перебросить во взвод связи батальона. Поскольку мы с Тихомировым уже здесь, в батальоне, выбор пал на нас. Сменили нас радисты, видимо, телефонистов в роте нет. Сразу представилась картинка, как радиовзводный с пеной у рта отстаивал своих питомцев перед капитаном.

Лейтенанта Быстрова на КП не оказалось, он впереди в какой-то роте. Сдали радистам дежурство, сидим, точнее лежим на снегу и ждем прихода лейтенанта.

Ночью в батальон пришло пополнение, и роты с утра ведут бой. Грохот стоит неимоверный. Вокруг КП то и дело падают снаряды, свистят пули. Мы большую часть времени лежим на снегу – так безопаснее. Мимо нас идут раненые: по двое, по трое, помогая друг другу. Время идет, а лейтенанта всё нет и нет. Бой постепенно затихает, и вскоре появляется лейтенант. Он быстро проходит в шалаш, и мы его еще очень долго ждем.

Когда бой утих, по крайней мере, вокруг КП перестали рваться снаряды, к нам подошел лейтенант и распределил по ротам: меня во вторую, Тихомирова – в третью. Забираю карабин и в путь. Дороги, естественно, не знаю. Только "нитка" выводит меня на КП второй роты. По пути встречаю раненого в руку красноармейца. Спрашиваю, как пройти во вторую роту.

– Нэ знаю, сынку, – отвечает раненый. – Ходы прямо, нэ собьешся.

– Как это ты не знаешь? – возмутился я. – Ты сам-то со второй роты или нет?

– Нэ бачу я, сынку? Може и со второй. Я тильки вчора ночью пришов в роту, знаю тильки, что второй взвод. А яка рота? – раненый задумался. – Може и вторая.

– А какой батальон, полк – знаешь, куда попал? – допытываюсь я.

– А хрен его знае? Нам никто ничего не говорил.

– Ранен первый раз?