Война HAARP

По-видимому, в камере было холодно, судя по бледному лицу девушки, её посиневшим губам и россыпи мурашек по предплечьям, к которым она прижимала ладони. На ней и в самом деле был только лёгкий ситцевый сарафанчик в горошек, полицейские не догадались бросить ей хоть какую-нибудь рогожку.

У Афанасия сжалось сердце. Он ясно и чётко понял, что любит Дуню-Одуванчика безумно!

Встал.

Глаза девушки стали огромными, губы едва слышно выдохнули:

– Афоня?

Потом она бросилась к нему как птица, прижалась всем телом, сотрясаясь скорее от холода, чем от рыданий, слёз в её глазах не было, и Афанасий, обняв девушку, тоже замер на мгновение, провёл рукой по её волосам.

– Всё в порядке, я пришёл. Ты как?

– Хорошо… замёрзла…

– Никто не приставал? – Афанасий бросил тёмный взгляд на Резниковича, который тут же поспешил стереть с губ гаденькую ухмылочку.

– Никто… там темно… я уж думала…

Полковник глянул на щуплого конвоира, приведшего узницу.

– Свободен.

Полицейский – у него были шальные глаза – вышел.

– Пошли домой. – Афанасий развернул девушку к двери, позвал: – Дохлый.

Появился сержант.

– Отведи её к джипу.

Дуня оглянулась на пороге.

– А ты?

– Я приду через минуту.

Дверь закрылась.

– Обзавидоваться можно, – сказал Резникович с непонятной интонацией; он уже полностью пришёл в себя. – Повезло вам, полковник! Хотя думаю, вы недолго будете носить погоны полковника.

Афанасий стремительно метнулся к столу, наклонился, так что хозяин кабинета отшатнулся в испуге, и сказал негромко, железным голосом, чеканя слова:

– Уходи из органов, полковник! Пока не поздно! И не дай тебе бог встретить меня снова!

Рука нащупала на столе мобильник Резниковича. Афанасий сжал его в кулаке, напрягся, раздавил трубку и высыпал на стол мелкие, величиной с ноготь, осколки супермодного айкома.

– Подумай над советом.

Развернувшись, он пересёк кабинет и вышел, унося в памяти взгляд Резниковича, трусливо-ненавидящий и в то же время угрожающий. Он уступил силе, зная за собой грешки, но не сдался и в будущем мог отомстить, приведя в действие все свои криминальные связи.

В коридоре стало понятно состояние конвоира Дуни: у стен сидели, опустив головы на грудь, давешние омоновцы, вызванные Резниковичем, и ещё один полицейский, который, очевидно, подошёл позже. На взгляд Афанасия Голубь, прогуливающийся по коридору с дубинкой в руке, пояснил, кивнув на Лапу:

– Не хотелось поднимать шум, мы их куснули.

Речь шла о выпущенных лейтенантом нанитах, несущих парализующий яд.

– Где остальные?

– Дохлый и Тоша повели девчонку.

– Уходим.

Спустились на первый этаж, готовые встретить вызванный по тревоге Резниковичем наряд, но в холле засады не оказалось.

Охранники у турникета тоже сидели на полу в сонном оцепенении, и на них уже обратили внимание входящие в здание полицейские.

– Проходите, товарищи, – властным тоном сказал Афанасий. – Идёт антикоррупционная операция, всем разойтись по своим рабочим местам и не выходить в течение часа.

Толпа начала расходиться.

У машины Афанасия топтались Кот, Шелест, Тоша и Дохлый, что-то рассказывая Дуне, на плечи которой кто-то догадался накинуть штормовку. Она нетерпеливо оглядывалась, отвечала на вопросы, и когда все замолчали, увидев командира, она оглянулась и бросилась навстречу. Дотронулась руками до груди Афанасия. Глаза девушки сияли.

– Не сердись…

– За что? – удивился он.

– Я неправильно судила о тебе.

Афанасий засмеялся, привлёк девушку к себе, сделал пальцем понятный всем жест, и бойцы группы начали рассаживаться по машинам, обмениваясь неслышимыми репликами.

– Я не сержусь. Как можно сердиться на дождь или снег? Вообще на природные явления? А ты самое прекрасное природное явление.

И ничего больше не надо было говорить.

Россия. Завтра…

Проблемы…