Война и антивойна

Короче, взаимозависимость не обязательно снижает уровень опасности в мире. Иногда ее действие совершенно обратно.

В общем, любое допущение, на котором строится теория зоны мира — экономический рост, нерушимость границ, эффективность международных организаций и институтов, — сейчас весьма сомнительно.

Хотя такая связь видна не сразу, но каждое из новых и опасных условий, здесь описанных, есть следствие развития новой системы создания богатств. Эти врожденные проблемы указывают на потенциально смертельную опасность впереди. Вместе с оцивилива — нием и распространением оружия они предвещают не эру геоэкономического мира, не стабильный новый мировой порядок, не демократическую зону мира, но растущий риск войны, куда втянуты будут не мелкие или маргинальные страны, но сами великие державы.

И этим не исчерпываются долговременные опасности, с которыми нам придется иметь дело. Как мы увидим дальше, есть еще несколько трудностей даже большего исторического масштаба и охвата — любая из которых может породить если не мировую войну, то что-то до ужаса на нее похожее.

Чтобы уменьшить риск этих опасностей, надо быть грубыми реалистами насчет наступающего преображения войны и борьбы с ней. Из зоны иллюзий надо выйти.

Глава 22. Мир, рассеченный натрое

Столетиями элиты общества страшились и опасались бунтов бедноты. История сельскохозяйственных и промышленных обществ пестрит кровавыми восстаниями рабов, крепостных и рабочих. Но Третья волна сопровождается поразительным поворотом событий — возрастающим риском бунта богатых.

Когда разваливался СССР, больше всего хотели отколоться от него страны Балтии и Украина. Наиболее близкие к Европе, эти страны наиболее обильны и про — мышленно развиты.

В этих республиках Второй волны элиты — в основном партийные чиновники и директора заводов — считали, что Москва их связывает и обирает. На западе они видели Германию, Францию и другие страны, выходящие уже из традиционной промышленной стадии в экономику Третьей волны, и надеялись прицепить экономику своих стран к этой западноевропейской ракете.

И наоборот, республики, не очень желавшие выходить из Союза, располагались дальше всего от Европы, были самыми бедными и аграрными. В этих мусульманских республиках сугубо Первой волны верхушка называла себя коммунистической, но чаще напоминала сборище коррумпированных феодальных баронов, действующих с помощью тесных личных, семейных и земляческих отношений. От Москвы они ждали защиты и дармовщины. Регионы Первой и Второй волны тянули в существенно разные стороны.

Все стороны маскировали свой интерес, размахивая флагами национальных, лингвистических и даже экологических призывов. Однако за возникающими столкновениями лежали резко противоположные экокомические и политические амбиции. Когда региональные элиты Первой и Второй волны стали настолько сильны, что Г орбачев не смог их привести к согласию, последовал развал Советской империи.

Китайский синдром

Рентгеновский анализ других больших стран выявляет те же линии разлома, основанные на- различиях Первой, Второй и Третьей волны.

Возьмем, например, Китай, страну с самым большим населением. Сегодня из 1,2 миллиарда ее народа целых 800 миллионов занимаются крестьянским трудом, ковыряют землю, как делали их деды в той же жалкой нищете. В Гуйчжоу и Аньхое все еще слишком хорошо видны раздутые от голода животы детей посреди лачуг и других признаков бедности. Это Китай Первой волны.

И наоборот, прибрежные провинции Китая показывают самые большие в мире темпы развития. В промышленном Гуаньдуне возносятся небоскребы, и предприниматели (в том числе бывшие коммунистические функционеры) вносят вклад в глобальную экономику.

Рядом они видят Гонконг, Тайвань, Сингапур, быстро переходящие в Третью волну. Прибрежные провинции рассматривают этих трех так называемых тигров как модель для собственного развития и привязывают к ним свою экономику.

Новые элиты — некоторые занятые предприятиями Второй волны с дешевым трудом, другие — внедряющие с невероятной быстротой высокие технологии Третьей волны — полны оптимизма, коммерческого духа и агрессивной независимости. Вооруженные факсами, сотовыми телефонами и роскошными автомобилями, говорящие на кантонском диалекте вместо централ ьнокитайского, они связаны с общинами этнических китайцев по всему миру, от Ванкувера и Лос — Анджелеса до Джакарты, Куала- Лумпура и Манилы. У них больше общих интересов с заморскими китайцами, чем с материковым Китаем Первой волны.

Они уже коллективно показывают нос экономическим эдиктам центрального правительства в Пекине. Сколько еще пройдет времени, пока им надоест терпеть политическое вмешательство Пекина и платить в фонды центрального правительства, которые тратятся на улучшение условий сельских жителей и подавление беспорядков? Если Пекин не даст им полной свободы финансовых и политических действий, можно себе представить новые элиты, требующие независимости или ее аналога, — шаг, который может разорвать Китай пополам и вызвать гражданскую войну.