Война и честь (Война Хонор)

Долгое время он не подозревал о её способности читать эмоции окружающих. Он и заподозрить такого не мог — насколько ему было известно, до неё ни один человек не разделял эмпатического восприятия древесных котов. Но когда начал догадываться — невзирая на кажущуюся нелепость этой догадки, — даже удивился, почему был таким слепым. Эмпатия объясняла и её сверхъестественную проницательность, и естественность, с которой она приходила на помощь друзьям, испытывающим боль и страдания.

“Но кто может сделать то же самое для неё? Кто может вернуть хоть частицу того, что она раздавала не задумываясь? — с горечью думал он. — Не я. От того, что я прихожу и каждой клеткой своего тела сигналю, что люблю её, становится только хуже. Я только режу по живому нас обоих”.

Почему-то, уже заподозрив истину, он умудрялся в упор не замечать неминуемых последствий. Конечно же, она видела его чувства насквозь — и именно из-за этого сбежала от него командовать эскадрой, а в результате попала в плен, затем на Аид и едва не погибла. И теперь он точно знал причину её тогдашнего бегства: она не только видела его чувства, она еще и разделяла их. И если он верил, что благородно страдает в одиночестве, скрывая свою безнадежную любовь, то Хонор несла двойной груз, твердо зная, что их любовь взаимна.

На мгновение заколебавшись, она улыбнулась, и он мысленно дал себе пинка. Бессмысленно — да и вредно для них обоих — было грызть себя за чувства, которым не прикажешь, и за горе, которое он ей причинил. Он ни в чем не виноват. И он всё это знал и повторял многократно, и это ровно ничего не меняло, он все равно был безмерно виноват перед ней, и его страдания, смешанные с чувством вины, захлестывали Хонор... и им обоим опять становилось только хуже.

— Хэмиш, — поздоровалась она.

Её сопрано звучало сипло. Верхняя губа распухла, на правой щеке наливался синевой здоровенный кровоподтек. Почему-то правой стороне всегда особенно “везло”, он не понимал почему, да и не важно это было, потому что она протянула ему свою настоящую руку, и он взял её в свои и поцеловал. Это уже не было простым жестом любезности, освоенным им на Грейсоне, и оба они это понимали. Он беспомощно спросил себя: “Что нам теперь делать?”

— Хонор, — произнес он в ответ, выпуская руку.

Нимиц и Саманта спрыгнули со своего насеста и потрусили через зал — здороваться, но вряд ли граф их заметил. Он видел только Хонор.

— Чему я обязана удовольствием видеть вас? — спросила она почти нормальным голосом.

Хэмиш изобразил улыбку, которая никого не могла обмануть.

“А хочу ли я, чтоб она обманулась? Да, это невыносимо больно, и все-таки... это чудо. Это чудо — знать, что она знает, как сильно я люблю её, и неважно, чего нам это стоит. И чего это стоит Эмили...”

Подумав о жене, он немедленно вспомнил, зачем приехал сюда — почему приехал лично, вместо того чтобы воспользоваться коммуникатором. И почему он нарочно устроил так, чтобы ей пришлось вновь ощутить его эмоция В глазах Хонор что-то промелькнуло. Губы Хэмиша искривила горькая усмешка. Хорошо, что она читает только чувства, а не мысли, напомнил он себе.

— Я приехал к вам с приглашением.

Произнести эти слова оказалось намного легче, чем он боялся. Тут подбежали Нимиц с Самантой. Хонор, не отрывая глаз от лица графа, наклонилась, чтобы подхватить кота, и выпрямилась, баюкая Нимица, как ребенка.

— С приглашением? — переспросила она.

Голос звучал настороженно, и Хэмиш ощутил тень болезненной дрожи.

— Не от меня, — поспешил он её успокоить и безрадостно усмехнулся. — Последнее, что нам с вами нужно, — это подбросить в пламя скандала новых дровишек.

— Это правда, — согласилась она и улыбнулась.

В её улыбке мелькнул отсвет искренней веселости, но она исчезла так же быстро, как и появилась.

— Но если не от вас, то от кого же? — спросила она.

Граф набрал побольше воздуха.

— От моей жены, — очень, очень тихо выдохнул он.

У Хонор не дрогнул ни один мускул, но если бы в это мгновение Хэмиш каким-то чудом обрел дар читать эмоции, он увидел бы, как в глубине души она содрогнулась, словно от неожиданного удара. Но она просто стояла и смотрела на него. Ему безумно хотелось протянуть руки и обнять её. Но он, конечно же, не мог.

— Я понимаю, это звучит странно, — продолжил он вместо того, — но, честное слово, я не сумасшедший. Это действительно идея Эмили. Мало кто это знает, но в политических раскладах и распутывании всяких заговоров она разбирается получше Вилли. В нашем нынешнем положении, Хонор, никакая помощь не будет лишней. Она знает об этом... и хочет помочь.