Война и люди

Несколько дней части корпуса шли по узкому ущелью, почти не встречая сопротивления гитлеровцев. Каждый понимал, что рано или поздно они попытаются остановить нас. Но где?

— Скорее всего это произойдет здесь,— сказал Доможилов, когда мы собрались у комкора, чтобы обсудить создавшуюся обстановку.

Все посмотрели на карту. Острие карандаша Доможилова упиралось в центр широкой долины, окаймленной горами.

Подполковник Доможилов коротко обосновал свое предположение. По данным нашей разведки, в этой лощине у противника большое число оборонительных сооружений, много войск. Здесь немцы могут применить и танки.

Начальник разведки корпуса оказался прав. Едва передовые отряды наших частей вытянулись из ущелья в лощину, они наткнулись на заранее подготовленную оборону. Затем последовало несколько сильных контратак. В основном части корпуса выдержали ожесточенный натиск, однако на правом фланге, где напор был особенно силен, гитлеровцам удалось несколько потеснить 8-ю стрелковую дивизию. Завязался тяжелый бой.

Напряжение боя передалось и в штаб. Телефоны, казалось, разладились от Хриплых, возбужденных голосов. Приказы, распоряжения, донесения... Медведев, чертыхаясь, едва добрался через сеть коммутаторов к командиру 8-й Угрюмову. Дозвонился, зарокотал в трубку:

— Ты что же это там немцам хвост показываешь? Что? Ну, ладно, коли так.

Ответ Угрюмова, видимо, удовлетворил комкора. Он повернул ко мне просветлевшее лицо.

— Докладывает, что отошли менее километра. Там рубеж выгодный. Зацепились. Держатся.

И опять в трубку:

— А соседи как? Да, чехи? Молодцы, говоришь? Ну, ну...

Несколько часов тому назад к нам подошла одна из бригад 1-го чехословацкого корпуса. Левый фланг ее примыкал к правому флангу 8-й стрелковой дивизии.

Когда Медведев положил трубку, я сказал ему, что хочу побывать у Угрюмова.

— Добро,— согласился Медведев,— действуй.

Генерал пододвинул карту, показал рубежи, которые должна дивизия занять завтра, сказал, что подбросит противотанковый артполк на это направление. Подумав, добавил:

— Пусть Угрюмов с чехословацкой бригадой локоть с локтем сцепит, чтобы клин немец не вбил. Посмотри за этим сам... Подними комдиву боевой дух.

Поднимать Угрюмову боевой дух не пришлось. Я застал его на НП дивизии. Комдив внимательно осматривал в стереотрубу передний край, отдавая короткие распоряжения. Увидев меня, поздоровался, доложил обстановку, освободил место у стереотрубы. Полки заняли оборону на вершинах невысоких продолговатых холмов. Перед холмами до самых траншей гитлеровцев простиралось ровное, отлого идущее к горам поле.

— Когда немцы перешли в контратаку, мы были во-он в той низине,— показал комдив.— Занимать там оборону бессмысленно. Сами видите, совершенно открытое место.

В это время на НП прибыл пожилой офицер-разведчик. Он доложил, что к противнику подошли свежие силы. Видимо, разведка в дивизии была начеку. Выслушав его, Угрюмов шагнул к телефону, но трубку не снял.

— Надо сообщить эти данные чехам,— сказал он.

— Правильно. Пошлите офицера связи с картой, а то по телефону не все скажешь.— Давайте его ко мне в машину,— предложил я.— Как раз туда еду, это совсем рядом.

Вместе со мной к чехословацким товарищам поехали начподив 8-й дивизии полковник Паршин, офицеры разведки и оперативного отдела.

Через некоторое время мы были уже на НП бригады 1-го чехословацкого корпуса. Начальник штаба быстро перенес на карту свежие данные о противнике, которые привезли офицеры штаба 8-й стрелковой дивизии.

— Спасибо за помощь,— сказал он по-русски.— Еще раньше ваш комдив сообщил нам о том, что в нашем районе сосредоточиваются немецкие танки. Мы решили оборону занять по берегу ручья.

С НП была видна цепь стрелков. Она стремительно, упругой волной катилась по холмистому предгорью.

— Почему атакуете, не закрепляетесь? — поинтересовался я.

— Хотим сбить отряды прикрытия противника и выйти к ручью, что за этой грядой. Очень удобный рубеж, особенно в противотанковом отношении.

В том, что этот рубеж действительно удобный, мы убедились примерно через два часа, когда противник пошел в атаку. Подходы к ручью сильно заболочены. Танки врага вынуждены были повернуть в сторону, искать обходы и подставили борта под огонь чехословацких пушек. К концу боя перед наскоро окопавшимися чехословацкими стрелками чадило несколько машин. Атака гитлеровцев захлебнулась.

— Хорошо воюете,— сказал я командиру бригады.

Комбриг улыбнулся:

— Стараемся не отставать от вас... Посмотрите налево.

Я поднес к глазам бинокль. Впереди и левее, перед позициями нашей 8-й стрелковой дивизии, тоже пылало несколько черных костров.

С наступлением темноты, когда фашисты наконец-то угомонились, на обратных скатах высот запылали десятки маленьких смолистых костров. Солдаты теснились у пылающего сушняка, тянули к огню озябшие руки, угощали друг друга махоркой, нехитрой снедью. Чехословацкая речь сливалась с «оканьем» ярославцев, «аканьем» москвичей.