Читая письма, я вспомнил песню: «Мальчишки, мальчишки, вы первыми ринулись в бой, мальчишки, мальчишки страну заслонили собой…» Перед нами один из этих мальчишек. В первое лето войны студентом-первокурсником он идет рыть окопы под Киевом, узнает муки военного отступления, идет в армию добровольцем и становится пулеметчиком зенитного взвода. Вчерашний мальчишка пьет полную чашу солдатских невзгод. В дневнике мы хорошо это чувствуем. И казалось бы, личность человека должна потеряться, раствориться в огне. Нет! И на войне человек сохранял свой внутренний мир, убеждения, даже привычки. Солдата Павленко радуют небо, колоски ржи, свисающие в окоп, он жадно ждет писем, близко к сердцу принимает газетные новости. Он непрестанно просит: пришлите книги. (И удивительно: из далекой Уфы полевая почта приносила книги в солдатский окоп!) Человек на войне размышлял, верил, мечтал и рос, в окопе он познавал мудрость и назначение жизни. «Когда я смотрю на пашню, у меня появляется неудержимое желание во весь рост, открыто стоять среди поля и работать, отдавать ему все силы. Но, увы, голову выше бруствера не поднимешь…» — это строчки из дневника.
Глазами Адольфа Павленко мы видим солдатский быт и будни войны. Нам, живущим в мирном тепле, трудно сейчас представить, как это можно много суток подряд сидеть в окопе, залитом водой, как уцелеть, когда каждый метр земли перепахан снарядами! Сдержанный, без лишних красок и восклицаний репортаж с линии боя убеждает нас: человек все может вынести и победит, если защищает правое дело.
Читая дневник, мы присутствуем на маленьком плацдарме войны, возле зенитного пулемета. Но мы все-таки чувствуем и большое время войны. По мыслям солдата, по приметам военного быта мы чувствуем: это тревожный 42-й. В 43-м мы видим: солдат повзрослел, возмужал, и вся жизнь со множеством мелких окопных примет говорит о больших переменах в войне.
Но до Берлина было еще далеко. Солдат Павленко в 43-м году увидел только ранний рассвет нашей Победы. Он был одним из многих, не узнавших конца войны. Но к нам дошел голос солдата. Удивительно чистый голос человека сражающегося и любящего, мыслящего и мечтающего. Напомним: он жил всего двадцать лет…
Погиб Павленко на Калининском фронте в боях за Невель.
1942 год
Мой адрес: Полевая почта 1526, взвод ПВО.
На нашем участке сейчас затишье, и странно, что где-то на юге идут ожесточенные бои. Живем в блиндажах, вырытых в земле и укрепленных от мин. По тревоге бежим к пулемету. Я сейчас командир отделения (сержант), и в моем подчинении расчет зенитного пулемета.
Мы на Воронежском фронте. По ту сторону Дона — немцы. Погода у нас хорошая, стоят хлеба, солнечно. Кроме еды из полевой кухни, варим картошку. С пулеметом заняли позицию в подсолнухах.
Затишье сменилось ожесточенными боями.
Пятый день наш взвод находится на передовой. Кое-кто уже погиб, некоторых ранило. Одного парня я всю ночь тащил к переправе.
Вернулся к нашим – их тоже осталось двое. Тяжелые предчувствия…
Над письмом к вам вспомнил преподавателей, нашу группу, вспомнил почему-то танго «Твои письма» на старой пластинке, которую мы крутили в нашем милом уголке на 4-м этаже…
Сурово шумят вершины сосен, а внизу тихо. Трещат стрекозы. Когда не падают мины, как будто и нет войны. Иногда мина почему-то не разрывается, тогда становится как-то неприятно (шлепок, а взрыва нет) и ждешь, когда послышится новый свист и разрыв…
Видел во сне много яблок. Это потому, наверно, что каждый день – пшеничный суп и чечевичный отвар… Что известно об университете?
Постепенно надвигается осень. Утрами над Доном стоит такой туман, что не видно противоположного берега. А днем сверкают на солнце меловые скаты — вдоль берега вьется насыпь железной дороги.
14 августа освобождали один населенный пункт (если внимательно читать сводку, то это пункт К* южнее Воронежа) и благодаря «умелому» командиру попали под перекрестный огонь наших и немецких автоматчиков… Все время против нас действовала немецкая дивизия, а сейчас прислали полк эсэсовцев. Самоуверенные. Наступали чеканным шагом, шинель нараспашку, с галстуками. Троих взяли в плен. Они все спрашивали у наших конвоиров, далеко ли до Волги. Говорят, что Гитлер обещал им конец войны, когда выйдут к Волге.
Хорошо действует наша «катюша». Батарея появляется на день раза два-три. Дрожит земля. В густом облаке черного дыма сверкают языки пламени. И тут же в стороне немцев – гром взрывов, все горит. Пленные мадьяры говорят, что они не боятся наших орудий и самолетов, но боятся «катюши». При этом мадьяр прикидывает три пальца левой руки к пяти правой, и получается наша восьмиствольная «катюша»…
Наше новое место в нескольких десятках метров от Дона. Фронт на том берегу. Пули к нам залетают все время. Неприятно, но привыкаешь.