Война и люди

«Но для меня теперь это был единственный шанс. И сердце от волнения бешено колотилось. Я сказал, что вечером попытаюсь бежать, одному из друзей и украдкой показал ему место в ограде – «давай вместе…». Но он вздохнул: «Я слабый, не переплыть». Он дал мне единственное свое достояние – небольшой мешок из брезента: «Сложишь одежду…»

Вечером пошел дождь, и очень рано стемнело. До момента, когда охранник придет на нарах посчитать пленных, было еще далеко.

«Я почему-то был очень спокоен. Вышел из барака. Проследил, когда шаги часового по гравию стихнут на дальнем конце ограды, и отогнул проволоку. Ориентиром к реке служили огни на другом берегу».

Позже Билан узнает: немцы требовали, чтобы Швейцария тоже делала затемнение – не хотели ориентиров для авиации. Но Швейцария, хотя и боялась соседа за Рейном, окна все-таки не затемняла.

«Я шел, натыкаясь в темноте на кусты, и сначала услышал течение воды, а потом увидел тускло белевшие льдины на берегу. Быстро раздевшись, я сунул намокшие свои лохмотья в мешок и босыми ногами ступил на лед. Помню мысль: кто увидел бы, испугался – скелет с бородой».

Петр Ильич очень любит Десну. Часто ездит на эту реку. Он говорит, что Рейн в районе Рейнфельдена примерно равен Десне при впадении в Днепр. Но в дождливую ночь 4 апреля 1942 года он не знал, широка ли река.

«Я вошел в воду, и ноги заломило от холода. Понимая, что отступать некуда, сделал быстрых три шага и почувствовал, как подхвачен течением… Если бы не мешок, державший меня наподобие поплавка, я пошел бы ко дну – ноги и руки сковала судорога. Но через какое-то время мешок намок и стал тянуть вниз. Я бросил его и кое-как плыл, почти теряя сознание…»

На берег беглец не вышел, а выполз на четвереньках. Через год он специально приедет на это место и обнаружит: его снесло по течению почти на два километра.

«Я почувствовал под ногами землю, попала под ноги даже жестянка из-под консервов. Но мне казалось: я окружен водой, шагну – вода отступает. Это были галлюцинации. Они прошли, как только поднялся выше на берег и увидел огни».

Он помнит, сколько времени то шел, то полз до крайнего дома, где, как потом оказалось, жил фермер. «На лай собаки и стук в окно вышел высокий полный мужчина. Увидев меня, он упал на колени и закричал: «Майн гот! Майн гот!» Это была ночь под Пасху, и набожный землепашец, увидев голого посиневшего человека со всклокоченной бородой, решил, что в дом пожаловал сам Христос. Я сказал несколько слов по-немецки, и крестьянин все понял. «Скорее штаны и рубаху!» – крикнул он в дом.

Сразу же сделали теплую ванну, но и после нее меня всего колотило. Крестьянин глядел на меня как на чудо. Он принес кусок мела и попросил написать на двери мое имя. Я написал: Петр. Он чуть ниже написал: Ганс. И сели за стол. Я выпил стакан какой-то наливки, ел сало, яйца, кулич. За последние восемь месяцев жизни первый раз ел нормальную человеческую еду. И первый раз лег в постель с простынями».

Проспал беглец из-за Рейна почти полсуток. Когда проснулся, увидел накрытый стол, хозяина и доктора за столом. А на пороге сидел полицейский. Доктор был весел, приветлив, хозяин и хозяйка чувствовали себя счастливыми. А полицейский вежливо кивнул и терпеливо ждал, пока шел обед, пока доктор смазывал беглецу кровоподтеки и ссадины. После этого Петр Билан поступил в распоряжение вежливого, предупредительного полицейского.

В 1942 году нейтральная Швейцария не хотела каких-нибудь осложнений с подмявшим под себя всю Европу соседом, и беглеца до решения, как с ним быть, посадили в тюрьму.

«Это была чистая, со столом и нормальной постелью, но все же тюрьма. В окно через решетку был виден аккуратный маленький город, за ним кудрявился берег реки. Что там сейчас, на той стороне?»

Позже Петр увидит несколько человек, тоже сумевших бежать через реку. Они изумятся – немцы сделали вид, что поймали бежавшего, доставили в лагерь гроб с чьим-то изуродованным телом и заставили его закопать. Так, мол, будет со всеми, кто попробует убежать…

«Я весил в те дни пятьдесят с небольшим килограммов. Но жаждал не только еды. Жаждал новостей – что сейчас на Востоке? Новости приходили через окошко, глядевшее в тюремный коридор. Скупые, отрывочные и очень горькие. Это ведь было начало лета 42-го. Москва, я уже знал, устояла. А что с Одессой? Что с Мелитополем? Что» с братьями? Как отец? Как Нина? Я стал поправляться, но потерял сон…»

Немцы требовали выдать бежавшего. И пока шли переговоры, Петра перевезли от границы подальше, в город Аарау. Но поместили опять в тюрьме. Городок был тихий и сонный. Война и все, что она принесла миллионам людей в Европе, Аарау никак не коснулось. Появление пленного русского сделалось тут событием.