Война и люди

Доклад в Ставке для каждого был делом очень ответственным. Сталин не терпел приблизительных и особенно преувеличенных данных, требовал предельной ясности. Со всеми он был одинаково строг. Но умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела.

Почти всегда я видел Сталина спокойным и рассудительным. Но иногда он впадал в раздражение. В такие минуты объективность ему изменяла. Не много я знал людей, которые могли бы выдержать гнев Сталина и возражать ему. Но за долгие годы я убедился: Сталин вовсе не был человеком, с которым нельзя было спорить или даже твердо стоять на своем.

– Говорил ли с вами когда-нибудь Сталин о личности Гитлера?

— Я помню один разговор. Это было ночью под 1 мая 1945 года. Я позвонил Верховному из-под Берлина и сказал, что Гитлер покончил самоубийством. Сталин ответил:

«Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым…»

– Георгий Константинович, как вы ощущаете руководящую роль партии в войне?

— Войну мы не сумели бы выиграть и судьба нашей Родины могла бы сложиться иначе, если бы не было у нас цементирующей силы — партии. Все самое трудное, самое ответственное в войне в первую очередь ложилось на плечи коммунистов. А работа в тылу, организации промышленности! Я не могу без восхищения говорить об этой грандиозной работе, проделанной в самые трудные дни. За короткое время — с июня по ноябрь 41-го года — более полутора тысяч предприятий с территории, которой угрожала оккупация, были передвинуты на восток и вновь возвращены к жизни.

Нынешняя молодежь знает, что такое стройки и большие заводы. Так вот представьте, что авиационный завод в какие-нибудь месяц-два перевозился и начинал давать продукцию на новом месте. День и ночь шли эшелоны с оборудованием на восток. День и ночь с востока страны шли эшелоны с оружием и войсками. Весь этот гигантский кругооборот происходил с величайшим напряжением сил, массой неурядиц, неразберихи и столкновений, но совершался он безостановочно, все нарастая, подчиняясь руководящей и организующей силе.

И это только одно звено в ряду бесчисленных военных забот, которые партия взяла на свои плечи. Я горжусь, что вырос в этой партии.

– Всякая война неизбежно бывает войной умов. Что вы скажете в этом смысле о своих противниках в немецких штабах? Планируя операцию, учитывали вы характер военного мышления какой-либо конкретной личности?

— Знали немцы почерк наших командующих или нет, мне неизвестно. Что касается нас, то в начальный период войны о таких тонкостях речь идти не могла. На втором этапе войны соотношение уровней военного искусства противостоящих сторон начало выравниваться. А когда наши войска приобрели надлежащий опыт и советское командование получило в свое распоряжение нужное количество сил и средств, оно намного превзошло немецкое командование, особенно в решении стратегических задач.

Учитывали мы, планируя очередную операцию, конкретную личность противника? Это трудно принимать в расчет, потому что любую операцию готовит не один человек. Но, конечно, мы знали, что, например, Манштейн — человек смелый, решительный, Модель — расчетливый, а Кейтель — авантюрист. К концу войны общий уровень стратегического искусства в немецкой армии резко упал. Часто стало случаться: ждешь от противника сильного, выгодного для него хода, а он делает самый слабый.

Если же говорить вообще о нашем противнике в минувшей войне, то я не могу присоединиться к тем, кто считает оперативно-стратегическое и тактическое искусство германских вооруженных сил неполноценным. Мы имели дело с сильным противником.

– Георгий Константинович, вопрос невоенного характера. Какие из человеческих чувств, по-вашему, сильнее всего пробудила в людях война?

— Ни одно из человеческих чувств на войне не затухало.

Особо я сказал бы об очень обострившемся во время войны чувстве любви к Отечеству. Это чувство, естественное для каждого человека, глубокими корнями уходит в историю наших народов. И вполне понятно, в суровый час мы вспомнили все, чем Родина наша законно может гордиться. Вспомнили имена великих людей России, великие деяния и ратные подвиги прошлого.

– Какие обращенные к сердцу народа государственные акты, вы считаете, имели особое значение?

— Я назвал бы три момента, ставших, по-моему, символами трех этапов войны:

— речь Сталина 3 июля 1941 года, когда народу была сказана правда о нависшей над нашей страной опасности;

— парад в Москве 7 ноября 1941 года, который вселил уверенность: несмотря на все трудности и неудачи, мы выстоим;