Война и мир Джудит Батлер

В теории политики Батлер можно проследить восходящее к Карлу Шмитту различие уровней онтологического и онтического в политике. В центре внимания Батлер находятся не политики, определяемые как конвенциональные и понимаемые в терминах теорий делиберативной демократии,[68] а теории, относящиеся к 1) сфере политического, которую Шанталь Муфф определяет как «аффективное измерение политики» (Батлер даёт модусу аффективного измерения политики определение «психики власти») и 2) к отношениям антагонизма (в терминах окопной, или «вязкой борьбы», как вслед за Грамши повторяет Батлер). Отношения власти в результате понимаются у Батлер как неразрывность отношений тела, материальности и одновременно сигнификации,[69] т. е. в терминах онтологии двойственного, анализируемой ею на примере политики. То есть модус онтологического обеспечивает в ее философии понимание политического также в терминах онтологии двойственного.[70]

Поэтому в понимании политики ей ближе методология Фуко и его концепция биовласти как механизма управления жизнью и смертью, чем методология Шмитта, разрабатывавшего понятие политического, исходя из ключевой роли фигуры суверена в политике.

Предметом анализа Батлер являются политики позднекапиталистических, неолиберальных режимов, инструментализирующих и деполитизирующих фигуру суверена, автономно решающего, кому жить, а кому умереть. Такие типы политики Батлер, используя термин Акилле Мбембе, называет некрополитиками,[71] функционирующими как современные формы биовласти, убивающие людей на уровне повседневной жизни или производящие условия, эффективно побуждающие людей умирать. Поэтому Батлер при анализе политики ставит вопрос об особенностях функционирования именно некрополитик.

В то же время, как показывает анализ Батлер механизмов функционирования современной биополитики, в условиях неолиберального капитализма некрополитики оказываются парадоксальным образом связаны с феноменом народной воли и народного суверенитета, которые Батлер в своих недавних работах исследует на материале массовых народных собраний и протестов (См. её книгу Заметки о перформативной теории собраний (2015), в которую вошли программные статьи «Союз тел и политика улиц», ««Мы – народ»» – мысли о свободе собраний» и др.). «Не существует суверенной власти, выбрасывающей субъекта из сферы политического, – заявляет Батлер, – скорее существует обновляющаяся народная суверенность вне государственной и политической власти, включающая совместные формы переживания и сопротивления».[72]

Двойственная природа «народного суверенитета»

Парадоксальность и двойственность понятия народного суверенитета Батлер исследует на материале массовых собраний, которые она интерпретирует как феномен телесной перформативновности, которую она отличает от лингвистической перформативности, ограничивающей, по ее мнению, сферу политического репрезентацией в языке.[73] Как замечает Батлер, многие теоретики демократии размышляли о возможности нейтрализовать угрозу хаоса и деструкции, исходящую от «толпы» («тела политики» в терминах Батлер), даже если они признавали важность выражения народной воли. Политические теоретики от Эдмунда Бурке до Алексиса де Токвиля, опасаясь неконтролируемого хаоса как угрозы для демократической формы правления, ставили вопрос о том, насколько открытое выражение народного суверенитета, то есть власть народа может привести к тирании большинства, в пределе – к репрессивным режимам (как у Платона – к тирании).[74] Однако, вопреки предположениям, что политика народной воли, имеет тенденцию управляться или страхом хаоса, или радикальной надеждой на будущее,[75] Батлер, близко к теории популизма Лаклау и Муфф, считает, что оба этих модуса в условиях неолиберального капитализма оказываются сплетенными, то есть формами хиазма и что все политические идентичности с необходимостью являются народными.[76] Для демонстрации этого тезиса она обращается в статье «Союз тел и политика улиц» к анализу знаменитых массовых собраний на площади Тахрир в Каире в ходе революции 2011 года, во-первых, как к примеру функционирования политики как аффектов надежды и страха одновременно; во-вторых, как к событию, позволяющему увидеть политический потенциал логической непредсказуемости народных собраний.[77]

Анализ политики народных собраний Батлер начинает с анализа теоретических и политических проблем, связанных с определением и самоопределением понятия народа. Прежде всего она обращает внимание на отмечаемый и другими исследователями факт, что любая попытка определения того, «кто есть народ» носит исключающий характер. (Ср. с тезисом Бруно Бостилза, что вопрос о том, что такое народ, имплицитно предполагает вопрос о том, кто и что не есть народ.[78]) Это качество проявляется сразу же, как только выдвигается требование, что «народ» должен быть защищен.