«Так же и по воле короля Сигизмунда-Августа должен был разорить Луцкую волость… пятнадцать тысяч с нами воинов было: измаильтян и других еретиков, обновителей древних ересей, врагов креста», – пишет сам Курбский в третьем послании царю. Несёт все-таки Андрея Михайловича, никак он не может остановиться там, где его польский коллега тактично бы промолчал. «Не могу молчать», и всё тут. Строя из себя наивного простачка, Курбский делает вид, что и не догадывался, какая может быть «воля» у польского короля. Измаильтяне – это очевидно буджакские, едисанские, аккерманские татары, которые в скором времени превратятся в славных запорожцев, а «обновители древних ересей» – уж не сатанисты ли? Михалон Литвин, кстати, сообщает, что среди литовцев, даже в середине XVI века, полно язычников, которые и человеческие жертвы приносят. С «хорошей» компанией Курбский прибыл освобождать Русь.
Хорошо зная местность, Курбский с литовским войском занял выгодную позицию, в то время как русские должны были растянуть свои силы на узкой дороге между болот. Сражение завершилось кровавым побоищем: около 12 тысяч русских были перебиты, 1500 взяты в плен.
Опрокинув русские заслоны, литовцы, по словам рижского агента, разорили четыре воеводства в землях московитов. Враги увели множество пленных и четыре тысячи голов скота.
Полный эйфории Курбский просит у короля 30-тысячное войско для похода вглубь России.
Псевдориками традиционно повторяется, что кн. Курбский бежал от «царского гнева», который был, конечно, несправедлив. «Тиран», дескать, искал повод, чтобы уничтожить свободолюбца и архиталантливого полководца. Но все-таки почему Курбский вдруг почувствовал, что гнев будет направлен против него?
Вот что классик С. М. Соловьев пишет о переписке между поляками и Курбским, в которой они сманивают его обещаниями вполне материального свойства.
«Из подробностей о бегстве Курбского мы знаем, что он получил два письма: одно – от короля Сигизмунда-Августа, другое – от сенаторов, Николая Радзивилла, гетмана литовского, и Евстафия Воловича, подканцлера литовского. В этих письмах король, гетман и подканцлер приглашали Курбского оставить Московское государство и приехать в Литву. Потом Курбский получил еще от короля и Радзивилла грамоты: король обещал ему свои милости, Радзивилл уверял, что ему дано будет приличное содержание. Курбский отправился в Литву, когда получил от короля опасную грамоту и когда сенаторы присягнули, что король исполнит данные ему обещания. Известный литовский ученый Волан, восхваляя своего благодетеля гетмана Радзивилла, между другими важными заслугами его приводит и то, что по его стараниям Курбский из врага Литвы стал ее знатным обывателем».
Готовясь стать «знатным обывателем», Курбский ведет довольно обстоятельную переписку с поляками, выторговывая наилучшие условия – обстоятельства у него совсем не такие, чтобы немедля бежать, хоть в исподнем.
В книге дореволюционного историка Г. Иванишева «Жизнь Курбского в Литве и на Волыни» тщательно, на основании польско-литовских документов, проанализировано житие-бытие московского князя на чужбине и то, что предшествовало его бегству.
«После двукратного приглашения, Курбский изъявил согласие изменить России, (польские) сенаторы присягнули в том, что король исполнит свои обещания, и Курбский, получив королевскую опасную (охранную) грамоту, бежал в свое новое отечество. Следовательно, Курбский явился к королю польскому не как беглец, преследуемый страхом за проигранное сражение, напротив он обдуманно вел переговоры и только тогда решился изменить своему царю, когда плату за измену нашел выгодною».
Склоняя Курбского к измене, король Сигизмунд II Август показывал всему московскому боярству «блистательный пример щедрости польского короля» и то, как он компенсирует предателям имущественные потери в России. Согласно государственной и народной логике Курбский стал изменником, но, согласно логике родовой аристократии, он всего лишь поменял сюзерена.
В своей грамоте от 1564 польский король пишет, что Курбский «оставил все свои имения и все свое имущество, какое имел в земле Московского государства, отказался от службы и приехал к нам на службу и в наше подданство, будучи вызван от нашего господарского имени». Этой грамотой король, жалуя Курбскому город Ковель со всеми окрестными местностями, постановляет: «Имеет право князь А. Курбский сам, его жена, их дети мужеского пола, владеть замком Ковельским и пользоваться им вечно».
Ковельская волость, пожалованная Курбскому, была одной из богатейших и многолюднейших королевских имений. Так что Андрей Михайлович не продешевил.
«Лесной товар и хлеб отправлялись в гг. Данциг и Эльбинг по рекам Бугу и Висле; в селе Гойшине добывалась железная руда; звериные промыслы и пчеловодство доставляли значительные доходы. Население было многолюдно. Ковельское имение заключало в себе город Ковель с замком, местечко Вижву с замком же, местечко Милановичи со дворцом и 28 сел».